Но прошлой осенью Чернобородый пропал. Хмурым утром сел на коня и ускакал на восток, растворившись в жидком белесом мареве осеннего утра. Он ехал в Киев, поглядеть что к чему, но больше его никто из поляков не видывал, да и слышать не слыхивал. Будто тот в воду канул.
В это же время умер отец Бутияна, оставив трон старшему брату. Чтоб избежать усобиц молодой княжич принял решение идти на Киев без Чернобородого и став во главе верного ему войска вышел за польскую границу. Тем более, что Чернобородый шепнул ему кое-что очень важное на прощанье. Уже на чужих землях Бутиян провозгласил себя киевским князем и повел войско отбивать у варваров свое княжество, но никогда еще его мечта не была так близко – вот она, высится стенами, лаская взор.
Но путь к ней оказался нелегок. Три дня тяжелейших боев вымотали польское войско, пошатнули и силы, и боевой дух. Привычные к сдаче противника, польские ратники оказались совершенно неготовыми к собственной смерти и порой просто бросали мечи при виде разъяренных израненных русичей, идущих в бой чуть ли не голышом. Только числом и перемогли. Числом, да крепким доспехом.
Бутиян довольно сощурился, взглянув в сторону Киева и с удовольствием глотнул вина. Рядом стоял шатер не многим попроще княжьего – главный воевода тоже должен жить в роскоши, иначе какой тысяцкий будет ему подчиняться? Чуть левее длинная палатка наложниц, там все без разбору, и княжьи, и воеводовы, чтоб не расставлять женские шатры по всему лагерю. С перепою правда не мудрено перепутать, да на пьяную голову какая разница кто из них чья? Палатки тысяцких и сотников стояли по кругу, как бы защищая собой три главных шатра, а простенькие укрытия ратников ближе к реке, чтоб не смущали своей вонью носы благородных господ.
Солнце давно уже скрылось за краем земли, даже розовое кружево заката совсем растворилось в темном вине густых сумерек, а на востоке, по дорогому бархату неба, рассыпались алмазные броши звезд. Белокаменный Киев манящим куском сахарного пирога высился на холмах, казалось он был сделан из единого света, так ярко выделялись зубчатые стены на фоне темных небес. Бутиян даже облизнулся от сладких мыслей, хотя сытный ужин приятно тяготил чуть отвисший живот.
Из шатра выбрался воевода, старый, бывалый Полуян. Его значимость в войске была так высока, что он не сильно тяготил себя мелочами, без которых молодому князю не обойтись. Доспеха, к примеру, на нем не было вовсе, только крупные брошки и толстая золотая цепь сверкали на впалой груди. Оружием воевода тоже пренебрегал – пусть руки ратников тягают железо, его розовая ручка сжимала только резную трость, помогавшую держаться на искалеченных подагрой ногах.
Князь с воеводой почтительно и витиевато поклонились друг другу – один высокому положению, другой почтенному возрасту. Обычай чтить старшинство положения тоже принес Ченобородый, как и другие культурные ценности, которыми давно наслаждаются ромеи и немцы. Раньше польский воевода, словно задрипанный варвар, мог запросто плюнуть князю на сапог, а от того получить по ушам плетью. Но ныне все изменилось, каждый делает то, что должен делать – никаких вольниц, никаких случайностей. В этом оказалась особая прелесть, чувствовать себя выше варваров, есть по правилам, говорить по правилам, воевать по правилам.
– Пора начинать… – лениво потянулся Бутиян. – Давай, воевода, командуй. А то еще одна ночевка в этом проклятом шатре меня доконает. Нынче спать будем в светлицах Владимира, если не сильно кровью забрызгаем. Да, и предупреди своих остолопов, чтоб с огнем обращались поаккуратнее, не то спалите город. Мне Киев нужен, а не куча никчемных головешек и громкая слава.
– Будет сделано, князь! – чуть склонил голову Полуян. – Эй, глашатай! Командуй идти в напуск!
Огромная рать четким строем шагала к воротам, поднимая тяжелую, влажную от вечерней росы пыль. Посреди скрипели колесами две длинных повозки с таранами, запряженные в сорок невольников, орущих под безжалостными ударами кнутов. Лучники шли в три широких сомкнутых цепи, перед каждым семенил безоружный пехотинец с высоким массивным щитом, из-за которого можно безопасно пускать стрелы по крутой навесной дуге. Тяжелая конница красиво гарцевала на флангах, плюмажи шлемов реяли в ночном воздухе, как факела белого бездымного пламени, пики пешцев царапали небо сверкающими в свете звезд остриями, позади них, на равных расстояниях, скакали сотники и тысяцкие на каурых жеребцах с яркими попонами под седлами.
Бутияна нес позади всего войска белоснежный длинногривый скакун с красиво изогнутой шеей. Князь постарался шире расправить плечи под блистающим доспехом, мягкие сапоги удобно устроились в серебряных стременах, позвякивая длинными острозубыми шпорами. Легкий открытый шлем не тяготил голову и не закрывал обзора, позволяя наслаждаться всей красотой и мощью наступающей рати. Рядом покачивался в седле низкорослой лошадки воевода, вид у него был скучающий – эдакой силой идти на Киев, все равно как с боевым топором супротив цыпленка сражаться. Даже как-то стыдно… Зато надежно, тут с князем спорить бесполезно.
Сотники дали команду увеличить скорость и пешая рать перешла на тяжелый, ухающий бег, копыта коней слились в дробный рокот, а невольники заорали так, будто им заживо вытягивали кишки.
И тут, совершенно внезапно, ворота Киева распахнулись и на широкий гостинец вышли пять человек – по одежде сразу видать, что верхушка городской знати. Ни у кого из них не было оружия, ни на стенах, ни в воротах не виднелось ни единого воина. Шедший впереди процессии картинно поднял руку и в восходящем обломке луны отчетливо блеснуло, но не стальным, а теплым золотым блеском.
– Они сдают город! – ошарашено выпучил глаза подъехавший к Бутияну сотник. – Русичи сдаются… Это же надо! Сколько воевал, а такого не видывал. Наверно больше и не увижу. Что прикажете делать?
Князь взглянул в удивленное лицо воеводы, довольно усмехнулся в бородку и властно вымолвил, обращаясь к ожидавшему сотнику:
– Остановите войско, оставьте мне широкий проезд, а пехота пусть возьмет пики «на караул». И перережьте невольников, а то они своими воплями портят всю торжественность момента.
Когда под неумелыми ударами ножей стихли последние крики несчастных, Бутиян пустил скакуна медленной рысью, стараясь продлить сладкий миг такой громкой победы. Спина гордо выгнулась, глаза так и искрились радостью и превосходством. Варвары… Наконец-то они начинают учиться воевать по правилам, а то вечно грызлись как волки, даже из последних сил стараясь вцепиться в горло. Да, цивилизация дошла и сюда, а это великое благо.
Пехота с радостным кличем взяла «на караул», князь чуть склонил голову в необходимом приветствии и выехал почти к самым воротам Киева, таким близким, желанным, да к тому же раскрытым настежь, как в самом сладком из его героических снов. Стоявший впереди других киевлянин поклонился в пояс и вымолвил чуть сникшим голосом:
– Мы бояре Золотой Палаты. Владимир, наш князь, позорно бежал, войско не способно больше сражаться и мы решили сдать город. Вам меньше усилий, нам меньше крови. Будьте гостями и хозяевами…
Он протянул что-то и Бутиян с трепетом принял из дрожащих от волнения рук большой, вырезанный из дерева и покрашенный золоченной краской ключ. Но он не был нужен, ворота никто закрывать не собирался.