Но все же теперь сей талисман не растает в небытии (как и «Веды Руси»). С него уже были сделаны многочисленные копии, он широко разошелся по общинам. Не столь важен хранящийся где-то и сокрытый от мира артефакт, важна сама идея, образ!
И я помещаю его изображение в журнал, в книги, на обложки… Талисман Буса вернулся в наш мир!
Есть и еще одна разновидность чудес, с которой мне, как писателю, часто приходится сталкиваться. Этого рода чудеса я и называю «литературными». Только начинаешь работать над каким-нибудь образом, – как этот образ тут же проявляется в жизни.
Кстати, о том же мне рассказывал недавно известный поэт Е. Евтушенко. Он тоже это заметил и никак не может объяснить: почему только начинаешь заниматься темой, как происходят неожиданные встречи, разговоры с людьми, занимающимися тем же. И со мной он встретился совершенно случайно, как только занялся переводом «Слова о полку Игореве».
А наш общий знакомый, известный сатирик М. Задорнов, так вообще теперь, говоря о будущем нашей страны, старается публично не предсказывать что-то абсурдное. Только это заявишь, в шутку, а потом вдруг именно это и реализуется в нашей политике. Просто «материализация чувственных идей» по Калиостро, как в фильме «Формула любви».
Но вернемся к литературным чудесам. С первым таким необъяснимым явлением, достойным здесь упоминания, я столкнулся еще в 1983 году.
Тогда писал рассказ «Троллейбус на Юго-Запад», основываясь на опыте своей университетской жизни (его можно прочесть в приложении).
Начинался этот рассказ со слов: «Одно сказанное шепотом слово может взорвать вселенную…» Да, именно в это я тогда и поверил, когда со мною приключилось первое такого рода не слишком вероятное событие.
Впрочем, судите сами. Литераторы, а особенно поэты, – люди влюбчивые (я и о себе говорю). Об этом и рассказ: о любви некого Павла (это, конечно, отчасти я сам) и Катерины Молчановой (а этот образ – портрет моей сокурсницы тоже тогда еще Молчановой; настоящее же ее имя я здесь утаю).
«Фрейлина». Рисунок А. Асова, 1982 г.
Она, так же как и я, играла в Студенческом театре. И почти точно как в песне барда Щербакова «С измальства готовилась в балет, а поступила на мехмат…» в данном случае – готовилась в театр, а поступила на физический факультет…
Впрочем, Студенческий театр МГУ – это тоже настоящий театр, притом в ту пору один из лучших в столице. И нередко случалось так, что люди поступали в МГУ только для того, чтобы сразу попасть в Студтеатр, на одну из главных сценических площадок страны.
Сколько знаменитых актеров, телеведущих и бардов выпустил Студенческий театр тогда! По сути он являлся еще одним, и, безусловно, успешным «театральным» факультетом Университета.
Согласно расссказу, она, играя в сем театре, войдя в роль, говорила: «Э-эй, милостивый государь! Ты что? Ты в каком столетии находишься? Ну-ка, пересаживайся из кареты в троллейбус! Брось монокль, оглянись, – видишь? Ни одной Татьяны, Ольги, Наташи Ростовой…»
Это почти точная передача одного давнего нашего разговора после репетиции, в том самом троллейбусе № 34, что шел от Университета до ее дома на проспекте Вернадского.
Потом наши пути разошлись, что и неудивительно, студенческая нищета вовсе не способствует романам. Расстались как-то совершенно нелепо, в том же троллейбусе. После ее репетиции – она играла в спектакле на флейте… (потом эта флейта, или свирель, всю жизнь меня сопровождала, – вспомним и ту, на Талисмане Бусовом).
Об этом я тоже вспомнил в том рассказе: «Катина нота вошла в грудь Павлу по самую рукоять. От этой ноты он потерял слух и все, что было после, не слышал…»
И, собственно говоря, я сорвался тогда от ревности, наговорил глупостей… А в ответ услышал что-то о ее новом «кавалере» – она всегда выражалась чуть не на языке XVIII века. Это производило странное впечатление.
И вот, выйдя из того троллейбуса, я пошел по университетскому парку. Дошел до доски с афишами… А там плакат: «ВЫСТАВКА РУССКОГО ПОРТРЕТА. Из запасников Харьковского художественного музея». И на меня с сего плаката смотрит… Молчанова. Ее невозможно не узнать, даже в одежде фрейлины и прическе XVIII столетия.
Д.Г. Левицкий. Портрет Е.И. Молчановой
Я поехал по указанному адресу. Выставка проходила на Тверской, в маленьком уютном зальчике рядом с кинотеатром «Россия». Со стен, со старых портретов, снисходительно смотрели цари и вельможи, фрейлины; какие-то старики, бледные, будто только что восставшие из гробов… А вот и он: портрет, во всю стену.
«На него, чуть улыбаясь, смотрела Катя. Да-да, Катя! Он ее сразу узнал, несмотря на ее необычный наряд – на ней было пышное шелковое платье, на голове целое архитектурное сооружение… Не в тот же миг Павел понял, что она смотрит из-за рамы. Нагнувшись, он смущенно улыбнулся: извини, Катя, я только на подпись посмотрю… Христианек Карл Людвиг Иоханн (1732–1792) ЕКАТЕРИНА ИВАНОВНА МОЛЧАНОВА (1779)…»
Это удивительное совпадение меня потрясло. Совпало все: внешность, фамилия! А как было мне относиться к ее речи, в которой то и дело проскакивали понятия и слова XVIII века?
Но теперь все было кончено. И только портрет будто говорил со мной: «Ты потерял меня… Наши пути разошлись в пространстве и во времени…»
Тогда я еще учился в Университете на физическом факультете. И всерьез занялся вопросами времени. Я даже разработал теорию его квантового течения. Она показывала возможность перемещения не только в будущее, но и обратно, в прошлое. Однако это было слишком опасное знание, и потому, не завершив исследования, я эту работу свернул.
Меня тогда заинтересовали и работы предшественников. Как ни странно, они уходили корнями еще в XVII век, к Михаилу Васильевичу Ломоносову.
Удивительно, но многие физические идеи основателя нашего Московского университета остались неизвестными в его век, но в последующие века именно они и легли в основание здания современной физики. Например, закон сохранения массы и энергии…
Под впечатлением тех своих работ я даже выступил на Дне Физика (в студенческом театре «Ступени», где был сценаристом и режиссером) как Мастер Времени.
Как-то, спустя некоторое время (дело было, значит, в 1985 году), я зашел в тот же выставочный зал, где ранее видел портрет Е.И. Молчановой.
Теперь в зале шла выставка работ итальянских абстракционистов. На месте Катиного портрета висело во всю стену ослепительно белое панно с маленьким черным ромбом посередине и радужными разводами по краям, – все это называлось «ПОЛЁТ НА ЧЁРНЫЙ КВАДРАТ МАЛЕВИЧА». (Вот! Опять черный вмешался!)