Линия обрыва налетела… И вдруг показалось, что время встало. Он спокойно, неспеша, сгруппировался, оторвал в броске ноги и, оттолкнувшись от велосипеда, боком, по касательной, нырнул в песочный склон.

Время, разогнавшись, закрутило колесами.

Лежа, чувствуя, что кровь сочится по разодранным вдрызг штанам, Мишка наблюдал, как велосипед, птицей, очертив параболу, шмякнулся, подняв в небо фонтан черной воды, у самого берега, в затянутой тиною, зловонной заводи. Из воды торчал теперь забрызганный грязью руль.

– Мишка, Ми-ииш… ты жив? – услышал он над собою плачуший Ирин голос.

– Ира… – Миша попытался встать, но ойкнул от боли и снова сел. – Ира, а я все-таки смог… Слышишь, Ир?..Получилось!..

* * *

Не помня себя Михал рванул штурвал и резко свернул, – машина, взвыв, теряя управление, боком завалилась, ухнула вниз и влево, в тошноту, к летящей навстречу границе берега…

Затем, рубанув колесами наст на откосе, выправилась и вновь взмыла вверх в ночь, к звездам и ушербной, удивленной луне…

– Чуть не залетел в гости к лунному старику… – скрипнул зубами Михаил, поворачивая победно ревущий самолет к Ярополчу….

Вскоре машина его покатилась по льду у причалов. И, не рассчитав силу пробега, она прорвалась сквозь кусты ивняка, прямо к вязу, который проскоблил веткою по корпусу и сорвал фару… Пропеллер отсек ветку и остановился. Стало тихо….

Михаил опустил руки на колени, уткнулся головой в штурвал и замер…

– Ми-и-ша… – вдруг послышалось с набережной.

Михаил приподнялся… Соскочил с самолета на снег. Там, под фонарями, металась тень…

– Ира? Ты?

– Ты… жив?..

Михаил обнял плачущую Ирину.

– А помнишь… – сказал он, – мы ведь говорили тут: что на небесах свяжется, на земле не развяжется…

– Помню… А ты простишь меня?..

1985–1989 гг.

Ввысь! Вверх!

Падение!

Взлёт!

Свободный полёт!

Полёт!

Троллейбус сошёл с маршрута!

Нет в проводах – нот!

Откинул держатели, цепи и путы —

Вверх!

Падение!

Взлёт!

Стриж небо разрезал крылом!

Счастье!

Внизу – город —

внизу – горе…

Вверху – облака!

Счастье!

Троллейбуса солнечный росчерк:

– Путь солнце встаёт!

Пусть день настаёт!

Свободный полёт —

счастье!

1988 г.

Троллейбус на юго-запад

Из сборника «Московский раек»

Этот рассказ начат в 1987 году, перед окончанием Университета (временно́е эхо – XVIII век).

Одно сказанное шепотом слово может взорвать Вселенную.

В это трудно поверить, но это так. Сомневающиеся могут, разумеется, пойти в научную библиотеку и перечитать подряд все толстые тома, содержащие весьма поучительные сведения как о больших, так и о малых взрывах, о вселенных, перемешанных миксером, о вселенных, раздувающихся и лопающихся, как мыльные пузыри, – и, потратив напрасно кучу времени, так и не отыскать ни слова о том, что же произошло: отчего все полетело вверх тормашками, сорвалось с катушек, вывернулось шиворот навыворот, почему серьезное стало смешным до глупости, а детский лепет оказался разумнее того, о чем внятно говорят с кафедр в лекционных аудиториях. Да и какой профессор хоть что-нибудь в этом смыслит!?

А слово это и сказано-то было не очень всерьез, так, между прочим, с улыбочкой, милой улыбочкой, в которой сквозила едва заметная сумасшедшинка. Катя как могла сдерживалась, сжимала губы, чтобы не рассмеяться, но смех прорывался и раздувал ей щеки.

Что она сказала? Ничего особенного: «Ты мне – интересен».

Только и всего. Она смотрела на высокого, одеревеневшего от смущения Павла снизу вверх и представляла, что его целует (она даже прикрыла глаза, потому что всегда целовала с закрытыми глазами). Да-а… он такой… нескладный, длинный, что пришлось бы встать на цыпочки, или попытаться согнуть немножко, обхватить руками шею, ноги отпустить и… Можно целовать и со скамеечки… Но не водить же его каждый раз в парк, когда захочешь целоваться? Лучше купить туфли на платформе – тогда можно будет целовать, когда захочется. Жаль только, что такие туфли – трудно достать… А Паша пусть пока потерпит, – кто ж виноват, что он такой высокий? Что поделаешь… Пока туфли на платформе дефицит, придется найти кого-нибудь, кого не надо перед каждым поцелуем водить в парк…

Павел чувствовал себя очень неловко, глаза его за круглыми очками были несчастны, он вжался в стенку, стремясь пропасть, стушеваться… Интересен? Так она сказала? Он слабо усмехнулся! это шутка, – конечно, шутка… ничего больше…

Стараясь развеяться, стряхнуть наваждение, он ходил быстрым шагом по городу, выбрасывал вперед длинные ноги. Но это не помогало, он ловил себя на том, что ищет Катю в толпе, – не она ли во-о-н там? Он ускорял шаг, почти бежал, задыхаясь, вдыхая морозный воздух и выпуская из покрасневших ноздрей пар.

– Ка-а!.. простите…

Не она – ошибся… Незнакомая девушка оглядела его смешную фигуру, улыбнулась, пожала плечами.

Павел ходил по Арбату, заглядывал под арки. «Может быть, она там? Нет, и здесь Кати нет. Да и что она стала бы тут делать, скажите пожалуйста… от кого прятаться?» Он шел мимо ресторана «Прага», мимо притоптывавшей на морозе очереди и неприступного швейцара в чем-то зеленом, обшитом золотым позументом. «А может быть, она в ресторане? Сидит одна с томным видом… А тут, неожиданно – я! Подхожу: «Здрасьте!.. Не занято? Ах! Какая встреча! Нет, что ни говорите – это судьба…»

Непринужденно присаживаюсь: «Люблю, знаете, посидеть, отдохнуть в хорошем ресторане, послушать музыку… в приятной компании…» Элегантный жест: «Официант… э…» А что же я закажу? Сколько у меня денег? Нда… не густо, ресторан мне не по карману… Хм! В таком случае, – мне кажется, Катя пошла в кино…

Павел покупал билет в кино, томился в жаркой темноте под жгучими индийскими страстями и, не выдержав, шел по ногам, чертыхаясь и извиняясь, наружу.

Он опускался на эскалаторе в метро. Вдруг ему показалось, что впереди – Катя. Он побежал, прыгая через ступеньки, сбежал с эскалатора, – навстречу надвигалась толпа, – он нырнул, стал барахтаться, бороться с течением, – вот-вот прорвется… Его подхватило, понесло, прижало к стенке… Еще рывок… Но двери захлопнулись, он налетел на стекло, ткнулся в расплющенные, испуганные лица. Внизу лязгнуло, впереди свистнуло, поезд дрогнул, пошел… Быстрее, быстрее! С визгом и топотом умчался в черный зев тоннеля… Павел сделал несколько шагов вслед, но потом, опомнившись, стал просто прохаживаться взад-вперед по перрону…