Следующий кадр:

Мышонок принес цветок и протянул его старому псу. Пес понюхал, забавно пошевелив носом – потянулся за цветком, схватил его и… начал прыгать, визжать, кружиться, размахивая ушами, высунув язык, делая разные неловкие, не по возрасту, движения, а вокруг него закружилась в хороводе малышня.

– Ах, как хорошо!!! – хрипло с энтузиазмом воскликнул он. Вот и все, потом выскочили мурзилочные буковки:

«Конец»

– Ну как? – спросил Кирилл Витальевич.

Маша молча поднялась, подошла к Кириллу и – дала звонкую пощечину.

– Ма… – опешил Кирилл. – Что с тобой, Маша? Тебе… не понравилось?

Маша скинула с себя халат, бросила его в лицо Кириллу и побежала в мастерскую.

– Маша! Маша! – побежал следом Кирилл, а вслед за ним затрусил и залаял Марат. – Маша, ты… что? Я хотел… тебе подарок…

Маша надела свое платье и пошла к двери. Кирилл встал на пороге, преградив ей путь. Завозился и заскулил пес.

– Нет, я тебя никуда не пущу. Давай объяснимся.

– Нечего объяснять. Прощай.

– Нет, подожди!

Маша замахнулась на него зонтиком:

– Пусти, говорю!

Кирилл отшатнулся, и Маша бросилась на лестничную площадку, чуть не сбив с ног соседку, которая стояла за дверью, прислонив ухо к замочной скважине.

– Ох ты, боже мой! – отпрянув, воскликнула соседка. – Уже голышом от любовников бегают!! А я вот – к участковому!..

Кирилл выбежал следом за ней в одном халате. Марат тоже выскочил на площадку и стал яростно лаять на соседку, – та отступила за порог своей квартиры, хлопнула дверью:

– Развели собак, жить невозможно!

Кирилл выбежал на улицу и остановился в тапках посреди лужи. – Маша, я не понимаю… Его хлестал дождь, он заслонялся рукой от летящего снега.

Но Маша не смотрела в его сторону, она ничего не слышала, она махнула рукой – тут же остановилось жигули, распахнулась дверца.

И вскоре Кирилл уже не мог различить за дождем жигули, в котором уехала Маша, оно стало незаметным в потоке машин. А он все стоял и стоял, ему было холодно и горько.

К нему подошел пес, поскулил – Кирилл наклонился, погладил его… Что теперь поделаешь…

– Ну, что, лохматый? Пошли что ли домой?

И сам же ответил:

– Пошли.

1989 г. Москва-Геленджик

На дне, где стылая вода,

нора есть под корягой.

Там рак отшельничал всегда…

Миляга!

На берег как-то погулять

он, задом пятясь, вылез…

А там все лилии опять —

раскрылись!

Подполз поближе рак к одной

и шепчет:

– Извините!

Похожи вы… О боже мой!..

на Нефертити!..

Он пел стихи, а время шло,

за днями – дни, недели…

Все лепестки…

пока… не облетели!

1982 г.

О море, море!.

Из сборника «Дивноморье»

– А ветер с моря заходит. Во-о-он рябь…. – Ромка по прозвищу «Галс» приложил ладонь козырьком к глазам и опечаленно вздохнул.

Томившийся у причала тучный гражданин теребил кепочку в руках, мялся, с сомнением щурил близорукие глаза в сверкающую даль. Над утренним морем висело розоватое перекрученное облако, живо напомнившее ему чучхелу (А и в самом деле… что-то такое… Нет, определенно там блики… рябит…).

– Но ведь у вас – объявление, прока-ат… – протянул он с надеждой в голосе.

– Ну и что же что объявление? – Рома снова заложил руку за голову. – Но по утреннему бризу выходить… как раз в мол впечатает! – Рома присвистнул и показал двумя пальцами шагающего человечка. – Идите… поищите другие яхты! Была еще охота рисковать! Да даже если и выйдешь… Ра-а-аз! И на камни бросит! Вот там, справа, под водой очень нехорошие скалы… Сколько яхт побилось… в мелкие щепы! – Ромка скорбно покачал головой. – Вот так вот выходят; кляк-мляк, что нам ветер? Нам, де, море по колено! А ветер их на скалы и бросает! А там-эть и впрямь по колено! Дальше что, а? А дальше – хрясь! То-о-онем!

И тут Галс кивнул на догнивающий рядом баркас с разломанным бортом.

– Вот пожал-ста! Баркас – атас! Ему что правый, что левый галс!

Когда у Ромки нет желания, донимать его – себе дороже. Всегда жди неприятность: то вдруг ветер не с той стороны зайдет, то волна велика… А он будет полеживать на песочке и пальцем не шевельнет.

Но вообразим другую картину – ветерок легок и свеж, будто из-под облачка машут опахалом, и приятно сквозь полуопущенные веки смотреть на лиловый хребет, подступивший к бухте, по коей лепестками цветов разбросаны паруса яхт и виндсерфингов… А рядом раскачивается чаечкой, просится в море его яхта, привязанная канатом к причалу…

И представим далее, что со стороны порта, где разбиты цветники, пахнуло розами и жасмином… Тогда-то и происходит вполне обыкновенное и то и дело повторяющееся чудо: неожиданным порывом с ближайшей клумбы срывает и переносит на причал платьица-бутоны (невесомые платья, сшитые явно из лепестков, бутонов, опрокинутых вниз, – из-под них выглядывают тычинками стройные ножки…).

Разумеется, тогда погода улучшается!

Ромка подает руку, и цветы, ахая, прыгают на качающийся борт яхты.

– Ах-ах! А… мы не перевернемся?

– Что вы! Э… Разве это волна? В легкий бриз выходить – милое дело! Да… и он вот-вот стихнет – смотрите: во-о-он рябь!..

Рома отдает швартовы, выбирает якорь, – яхта медленно отваливает от берега. Он бросатся к фалам и подымает стаксель. Железное кольцо с углом стакселя летит вверх по тросу. Стаксель вбирает в себя ветер, выгибается – и яхточка не спеша, плавно качаясь, оставляя за собой тающий на воде клин, разгоняется.

Ветер явно крепчает, – несмотря на предсказания Ромы. Он набирает силу, резкими порывами перебрасывает парус.

– Э-эх! Хороший ветер! Кто ж и выходит в штиль! – Он подмигивает бутонам, закручивает ус. – А что? Подымем и грот! – Рома выбирает гротофал и грот, гремя, взлетает вверх.

Яхта заскользила веселее, накренилась, так что вода поднялась вровень к борту. И яхта боком, чуть не черпая, запрыгала с волны на волну, – одну протаранила, обдав брызгами взвизгнувших девиц.