Выходило, что наилучшим вариантом для меня было полное бездействие. Такого в моей жизни еще ни разу не случалось. Между тем два рога подковообразного торпедного строя вклинились в акваторию бухты, и я тут же заметил снижение скорости прорвавшихся тварей. Это говорило о том, что отрава сохранила свое действие. Но задние торпеды, заметив изменение в поведение передних, оперативно сбросили ход и, сформировав два рукава, резко изменили направление. Только четыре твари, две из правого рога и две из левого, оказались парализованными, а остальные взяли курс вдоль берега и не вошли в отравленную зону. Это была серьезная проблема, поскольку я не знал, что можно противопоставить подобной тактике. Однако и для торпед ситуация, скорее всего, оказалась неординарной. Не ощущая цели в радиусе надежного поражения, они не собирались взрываться, а приблизиться не могли, прекрасно видя гибель собратьев, пусть и непонятную для них. Если верить словам Кочи об отсутствии у торпед вооброжения и следующем из этого методе проб и ошибок, ситуация в таком нестабильном виде могла сохраниться неопределенно долго. Стандартной программы для нее у торпед, понятное дело, не было, а для принятия осмысленного решения у них попросту не хватало ума.
В это время я заметил поднимающиеся из-за кромки борта пузыри. Перегнувшись через леер, я увидел Бориса и Катю, вытащивших на песок из пробоины по шесть слитков золота. Несмотря на чуть замутненную у дна воду, слитки сверкали в лучах пробивавшегося с поверхности солнца очень ярко. Весили они будь здоров, полностью исключая любую плавучесть ныряльщиков. Отстегнув карабин, я ринулся с борта к ним.
В данном случае не нужен был никакой язык жестов, чтобы объяснить ситуацию – все было понятно из показаний локатора. Я видел, как нахмурился Борис, глядя на экран. Катя переводила взгляд с меня на него. Я попробовал объяснить жестами, что двенадцати слитков нам на первое время хватит, хотя совершенно не был в этом уверен. Ситуация могла сложиться так, что больше погрузиться под воду мы не сумеем, а тогда эти двенадцать слитков не будут стоить потраченных на них труда и человеческих жизней. Для начала Большой Охоты требовалось по моим оценкам несоизмеримо больше – нам как минимум необходимо построить подводное боевое судно с нужными характеристиками, а стоимость такого мероприятия я боялся себе даже представить. Поэтому сейчас, раз уж мы тут, под водой, нам надо было разгрузить баржу по максимуму и спрятать золото на берегу, откуда взять его в любой момент будет гораздо легче. Один пловец не мог взять больше шести слитков – даже с таким грузом придется не плыть, а брести по дну, что не очень удобно и займет много времени.
Решение необходимо было принять прямо сейчас – уходить с тем, что есть, или рискнуть продолжить разгрузку. Вот тут-то Борис и проявил свои боевые качества. Задумавшись лишь на пару десятков секунд, он посмотрел на меня и сделал жест, будто вскидывает к плечу приклад ракетного ружья. Потом показал на кучку из шести слитков и взмахом руки веллел тащить их на берег. Я кивнул, с трудом скрывая, насколько ошарашен его решением. Стрелять по торпедам с берега? Но разве не этого я хотел?
Медлить было некогда. Я сунул локатор за пояс, сгреб слитки в охапку и побрел в сторону берега. Оказалось, что золото весит даже больше, чем я думал, к тому же ходить в ластах – то еще удовольствие. Пришлось их скинуть – обратно ведь не придется. Но и без ласт идти было нелегко, ноги проваливась в ил и песок по щиколотку. Еще хуже дело пошло, когда пришлось преодолевать протянувшуюся по дну гряду рифов, которую я даже не заметил, проплывая над ней. Перелезая через шершавые, поросшие кораллами камни, я в кровь разбил колено и в нескольких местах разодрал гидрокостюм. Под конец, уже почти у самого берега, истощился запас кислородного картриджа. Чтобы его заменить, следовало освободить руки от золота, но у меня не было уже ни сил, ни желания собирать потом слитки обратно. Так что я решил выбираться из воды на остатках дыхательной смеси, с уже бьющим тревогу физиологическим индикатором. Когда он подает сигнал о закончившемся порошке, вдох сделать примерно вдвое труднее, поскольку основной раздаточный клапан подает вдвое меньше кислорода в загубник. C учетом повышенной физической нагрузки это было в высшей степени неприятно, так что на берег я выбрался совершенно измученным.
Коча сидел у самой воды на корточках и напевал какую-то заунывную песню на незнакомом мне языке.
– Ты похож на древнего зверя, выбравшегося из океана на сушу, – сказал он, когда я сдирал с себя маску и выплевывал изо рта загубник. – И как тебе было под водой?
– Бывало и лучше, – произнес я пересохшими губами. – Приятного мало, хотя и красиво там.
– Нельзя противоречить стихии, – вздохнул австралиец. – Нельзя дышать воздухом под водой. Рыбы так не делают, значит это неправильно. У тебя губы потрескались.
– Переживу.
На сваленные в песок слитки Коча почти не обратил внимания, а вот меня поразили выброшенные на берег рыбы. Их были сотни, они неподвижно лежали у кромки воды – яркие, полосатые, разноцветные.
– Сколько еще будет действовать отрава? – спросил я.
– Концентрация яда большая. Может, до вечера.
– Всю рыбу в бухте убили…
– Не всю. Только ту, что оказалась на берегу. Остальная проснется к вечеру.
– А торпеды? – насторожился я.
– Торпеды так же, если их не выпотрошить. Это же не яд, а скорее наркотик, парализующий алкалоид. Мои предки применяли его именно потому, что вся не выловленная рыба оживала.
Отдышавшись, я не без труда стянул с ободранной кожи измочаленный в лохмотья гидрокостюм, оставшись в одних плавках. Коча протянул мне одежду, но я отрицательно помотал головой – было жарко, а раздражать тканью свежие ссадины не хотелось. Глянув на экран локатора, я не досчитался пяти торпед – теперь только шесть тварей, разделившись на две тройки, барражировали на безопасном удалении от бухты. Парализованных не прибавилось, а это говорило о том, что часть торпед пропала из зоны действия локатора, скорее всего отправившись за подмогой. По опыту атаки на «Принцессу Регину» я знал, что это не предвещало ничего хорошего.
Я взял ракетное ружье, патронташ c выстрелами и положил локатор на песок рядом с собой. Все шесть торпед находились примерно в трех километрах от берега, то есть на предельной для стрельбы дальности. В принципе, поскольку местоположение каждой твари было известно в точности, я мог бы попытаться с нескольких выстрелов поразить хотя бы одну стаю, но пока не видел в этом необходимости. Если они так и будут болтаться за пределами бухты, не принимая никакого решения, то какой смысл ввязываться в драку и попусту сотрясать воду взрывами? Несмотря на то, что удаление от баржи до целей было приличным, а боевой вес торпед не очень велик, но все же, как уверил меня Борис, компрессия от любого взрыва под водой может оказать серьезное поражающее действие. Поэтому рисковать без особых на то причин я считал неуместным. Максимум, что я мог сделать в создавшейся ситуации, это ждать дальнейшего ее развития и открывать огонь лишь в том случае, если торпеды найдут какой-то способ подойти ближе к затонувшей барже.