Бандерольке показалось, что даже Пошта слабо улыбается в забытьи.
Внезапно УАЗик остановился. Бандеролька огляделась: вокруг были поросшие лопухом остролистным развалины деревушки.
– Приехали, – сказал Телеграф.
Губная гармошка потянула последнюю ноту и оборвалась. Стало очень тихо, только кузнечики стрекотали в выгоревшей траве. Пахло полынью и бензином.
– Вылезаем. И вытаскиваем Пошту.
Ноги у Бандерольки затекли – голова Пошты была умная и тяжелая. По бедрам пробегали холодные мурашки.
Солнце садилось над степью, перистые облака расчерчивали небо, превращая его в картину. И всходила луна – красноватая, круглая, полная, очень большая сквозь жаркое марево. Налетели комары.
Выгрузились, проверили снаряжение, возблагодарив Олега Игоревича за достаток патронов. В стороне Джанкоя, на востоке, небо подпирали столпы дыма от костров осаждающих крепость орд. Периодически слышались глухие взрывы и треск выстрелов.
Соорудили носилки из подручных средств, уложили на них Пошту. Стас и Воловик, как самые мускулистые, взялись за ручки, а остальные ощетинились стволами. Впрочем, стрелять было пока не в кого – разве что в комаров, атакующих по всем правилам малой авиации.
Подземный ход и раньше, наверное, был замаскирован, а теперь все вокруг густо заросло кустами, и различить, куда лезть, стало и вовсе невозможно. Если бы Телеграф не знал наверняка, никто бы не подумал, что нужная им постройка – капитальный, пусть и покосившийся, сортир, типичная такая будка, некогда беленая, с косой плоской крышей и кривой дверкой.
– Я же туфли запачкаю, – с тоской произнес Ренькас.
Слова его вызвали всеобщее одобрение и осуждение такого входа в подземелье.
– Спокойно, – веско сказал Телеграф, – только спокойно. Там ничего такого нет, и никогда не было. Маскировка, не маленькие, должны же понимать!
Он распахнул присохшую, скрипящую дверь сортира. Внутри обнаружилось ожидаемое отверстие прямо в бетонном, растрескавшемся полу. Бандеролька прикинула: никто из них, даже Зяблик, в него пройти не могли, не говоря уже о носилках с Поштой.
На немой вопрос Бандерольки ответил Телеграф: нажал на незаметную, укрытую паутиной, выпуклость на стене. Пол начал плавно подниматься, хорошо, что все стояли снаружи. Наконец, образовался люк, достаточный, чтобы туда прошли все, и косые лучи заходящего солнца высветили земляную, но утоптанную лестницу в подземелье.
– Спускаемся, – распорядился Телеграф, – освещения внутри нет, поэтому первый и последний подсвечивают фонариками, остальные ориентируются…
Зяблик тихо фыркнула и спросила:
– Ловушек много?
– Достаточно. Я не все знаю, поэтому пойду вперед.
– Нет, поэтому я пойду вперед. Я выросла в каменоломнях под Керчью.
Не слушая возражений, она скользнула во тьму, и там затеплила фонарик – не «динамку», принесенную в каменоломню Бандеролькой, а самый обычный, с тусклой оранжевой лампочкой. Бандеролька не смогла бы ориентироваться по этому свету даже в ночной степи. Следом спустился Ренькас, за ним – Стас с Воловиком, потом – Телеграф, Кайсанбек Аланович и сама Бандеролька. Она очень хотела бы идти рядом с носилками, но узкий проход не позволял. Бандеролька по команде Телеграфа захлопнула за собой люк, и стало совсем темно. У нее как раз была «динамка», и под ноги впереди идущим лег подрагивающий, но яркий луч света.
В подземелье было влажно и пахло землей, с потолка (метра два) свисали корни растений, похожие на мочало. Дыхание вырывалось белыми облачками.
– Далеко? – спросил Стас.
– Нет. За час доковыляем.
Тут внимание Бандерольки, уставшей от душевных терзаний, снова рассеялось. Ей казалось, они вечно шагают по коридору. Периодически приходилось обходить ямы, прижавшись спиной к стене, по узкому – в стопу шириной – перешейку. Изредка из боковых ответвлений веяло холодом, и Зяблик поясняла: коридоры заканчиваются колодцами. Основной ход изгибался и завораживал, одинаковый, монотонный. Иди Бандеролька первой – утратила бы бдительность, сорвалась. Потянуло гарью.
– Мы под лагерем осаждающих, – пояснила Зяблик, – тут вентиляция, иначе мы задохнулись бы. Осталось немного.
Пол пошел под уклон, ход теперь пролегал ниже – наверное, под стеной Цитадели. Тишина подземелья по-прежнему нарушалась только хриплым дыханием: Стасу и Воловику было тяжело. Сделали короткий привал, доктор проверил состояние Пошты – без изменений.
Потом пол постепенно начал идти вверх. Телеграф отдал приказ: всем молчать. Неизвестно, стоит еще Цитадель Джанкой, или же враг взял ее.
Передислоцировались: доктор остался с раненым, носилки опустили на землю. Воловик, Ренькас и Телеграф выступили вперед, готовые драться. Бандеролька и Зяблик шли за ними. Медленно поднялась крышка люка, квадратная, как и предыдущая, и Ренькас отчетливо произнес:
– Ой, блин.
Кто-то, свесив лобастую голову, всматривался в подземелье. Прошел миг, прежде чем листоноши узнали Одина, коня Пошты. Он фыркал, принюхивался и тихо ржал, учуяв хозяина.
* * *
На складе было пусто: никого, и все ценное вынесли. Естественно, ведь вооружали всех листонош, от мала до велика. Один переминался на всех своих восьми ногах, фыркая и изредка издавая короткое тихое ржание. Когда Пошту подняли наверх, в озаренную пожарами темноту, конь сунулся к носилкам и лизнул хозяина в лицо. Бандеролька немного испугалась: язык у коня был шершавый, как терка. Но Пошта вдруг вздрогнул и открыл глаза.
– Один, – слабо сказал он, – дружище.
Бандерольку швырнуло вперед, к Поште. Она упала на колени, погладила пальцами его щеку – горячую щеку лихорадочного больного.
– Как же ты нас напугал! С тобой все в порядке?
– Нет, – четко, но по-прежнему тихо ответил Пошта. – Прости, дружище, я умираю.
Повисла неловкая и гнетущая тишина. Заплакала Зяблик. Но для Бандерольки в пустом помещении склада были только они с Поштой.
– Ты не умираешь! Сейчас мы пойдем в хирургию, и доктор тебя заштопает!
– У меня повреждены внутренности. И контузия. Кажется, ничем мне скальпель не поможет.
– Но ты пришел в себя!
– Это перед смертью.
Оттеснив Бандерольку, к больному придвинулся доктор Стас. Ощупал, задал несколько вопросов, и отошел, бессильно опустив могучие руки.
«Все», – поняла Бандеролька. Пошта прав. Ничем ему не поможешь. Но нельзя же сдаться, нельзя же просто уйти и похоронить его?!
– Бандеролька, – позвал Пошта, – Телеграф.
Листоноши приблизились.
– Я пока что в сознании. Недолго осталось, но я пришел в себя. Бандеролька, командование – на тебе. Прости, Телеграф.
– Да что уж. Я – просто исполнитель. Я-то знаю.