– Пьер Клошар, артист.
– Жульет Намазини, актриса. Начинающая, но многие считают, что подающая надежды…
– Благодарю, я записал. Кто из вас обнаружил тело?
Я внимательно наблюдал за актёрской парочкой. У молодого ещё тощего чёрта с говорящей фамилией был кривой нос, залысины на висках и неприкрыто-недовольное выражение испитого лица. Видимо, к бутылке он прикладывался с суровой педантичностью лет эдак с трёх-четырех. Если не раньше.
Заплаканные глаза мадемуазель Намазини подчёркивались чёрными кругами от размазанной туши. В остальном она была даже миловидна.
– Я… я его нашёл сегодня утром, – нервно сказал чёрт, кривя лицо и не отрывая глаз от покойника. – Потом зашла Жульет. А потом мы сказали ему. – Он кивнул на влетевшего в дверь хозяина отеля.
Тот торопливо подтвердил, знаками сообщив мне, что вызвал машину из морга.
– Вы оба приехали вместе с погибшим?
– Да, Асмодей был руководителем нашей труппы.
– То есть его полное имя Асмодей Гаррикасян? – уточнил я. – Когда вы в последний раз видели его живым?
– Вчера поздно вечером. У нас была репетиция, – сказала девушка.
– А где она проходила?
В этой комнате не было ни её следов, ни следов Клошара, по крайней мере явных.
– В номере у Пьера.
– Вы всегда репетируете в гриме? – спросил я, записывая.
– Нужно было выверить все нюансы. Поверьте, сержант, грим не последнюю роль играет в создании образа, – высокомерно протянул её напарник, сцепив руки за спиной.
– Специфика работы, – согласился я.
– Ну да. Если, конечно, творчество можно назвать работой…
Тощий чёрт отвечал, глядя куда-то в сторону, поверх моей головы, всем видом будто говоря: вам, приземлённым существам, этого не понять.
– И спать вы тоже ложитесь в гриме?
– Не все. Только настоящие профессионалы. Те, кто ради сцены готов пожертвовать красотой своей кожи, – гордо поддержала товарища Жульет. – Нам необходимо не просто войти в роль, важно полностью перевоплотиться!
Как мне кажется, это уже был полный бред. Только настоящий идиот ляжет спать с перемазанной красками физиономией, прекрасно зная, что весь его грим утром окажется размазанным по подушке, а при взгляде в зеркало рискуя потерять сознание или приобрести проблемы с психикой. Но наши артисты обычно умом не блещут.
Ведь общеизвестно, что в актёры никто не идёт по собственной воле. Пустующие театральные вузы набирают в свои аудитории только тех студентов, которые провалили экзамены во все другие учебные заведения и готовы всю жизнь работать за копейки, при этом терпя постоянные оскорбления режиссёров, недовольство публики, свист и закидывание тухлыми яйцами, разгромные статьи критиков и вечный стыд родителей за непутёвых чад…
Я задал им ещё несколько вопросов, но так ничего существенного и не добился. К смерти своего товарища эта парочка, похоже, не имела никакого отношения. Их труппа была приглашена нашим Мокропсинским городским советом для участия в празднике. Помимо них, сюда приехали ещё несколько коллективов из других мест. Свои таланты горожанам давно приелись, поэтому подобный культурный обмен театральными и фольклорными группами уже стал постоянной практикой.
Призрак, прислушавшись к шуму внизу, на минутку исчез, но быстро вернулся сообщить, что приехали за телом. Тогда я отпустил актёров, взяв с них подписку о невыезде, и, попросив санитаров подождать, быстро сделал на сотовый несколько снимков трупа со всех ракурсов. И пока они выносили тело, пофотографировал комнату.
Вот теперь можно было позвонить шефу, чтобы отчитаться, но что-то не отпускало меня из этого номера. Здесь словно витала какая-то недосказанность и непонятность. Смерть всегда забирает своё, но в большинстве случаев мы знаем, как это происходит. В случае со смертью актёра всё оставалось покрытым мраком. Ни одного намёка, ни одной зацепки, просто ничего.
В конце концов я запер двери и спустился вниз. Призрачный Вильям застыл за стойкой рецепции.
– А можно мне посмотреть другие комнаты?
– Они все заняты постояльцами, – смущённо ответил он. – Но если это нужно для следствия, я могу провести вас в те, жильцы которых сейчас отсутствуют. Только генерал де Голь из третьего номера ещё спит. Мы не рискуем его будить, говорят, он наелся русских пельменей.
– Да, это может иметь непредсказуемые последствия, – поспешно согласился я. – Думаю, будет вполне достаточно осмотреть все остальные.
Хозяин отеля кивнул на стойку с ключами, назвав номера (гости сами снимали их и вешали на место), решительно сдвинул брови и полетел впереди меня.
Мы осмотрели с ним вдвоём все комнаты. Я искал хоть что-то, наводящее на след неизвестного призрака-убийцы. Да-да, я всё больше утверждался в мысли, что здесь замешан призрак. Потому что только призраки могут испугать кого-то до смерти и испариться, не оставив ни следа. Конечно, был один спорный момент. Среднестатистического чёрта очень трудно довести до сердечного приступа. То есть здоровье у нас, как правило, крепкое. И если это был призрак, то очень сильный…
– Скажите, что вы ищете? Может быть, я смогу помочь?
– Всё то же, старина. Какие-нибудь улики, следы, зацепки. Пока всё указывает на то, что несчастного убил призрак.
– Но это не я!
– И в мыслях не было.
– И не наша уборщица! Я в ней абсолютно уверен. Да вы бы сами на неё посмотрели, милейшая женщина, кого она может напугать…
– А может какой-то призрак проживать у вас нелегально? Так, чтобы вы даже не знали о его присутствии?
Мой приятель нахмурился.
– Думаю, н-нет… Даже точно нет. Я здесь каждый угол знаю. И потом, я же всегда в отеле, никуда не хожу, в сне не нуждаюсь. Мимо меня и мышь не проскочит.
Ну, мышь мышью, а то, что призраки не нуждаются в сне, – обман. Спят они, как бурые медведи в зимнюю пору. Так что лучше подстраховаться.
– А на чердаке?
– Я там давно не был, но не думаю…
– Можно мне его осмотреть?
– Конечно, прошу вас…
Вильям сделал законопослушную мину и полетел впереди меня. Мы прошли в самый конец коридора, где в потолке виднелся люк. На этот раз я попросил его подождать меня внизу.
– Увидите призрака, кричите, – шепнул я.
– Но я же сказал….
– Тсс… – приложил я палец к губам, потянув на себя специальную петлю и опуская выдвижную лестницу. Разумеется, это намного опаснее, чем пользоваться приставной, но такова традиция.
На чердаке было темно. Пошарив руками по стене, я включил тусклую лампочку, дающую хоть какой-то свет, и бегло осмотрелся. На первый взгляд ничего интересного. Горой была свалена старая мебель: стулья, столы без ножек, кровати с поломанными спинками, стол с прожжённой утюгом столешницей. В дальнем углу валялись несвежие подушки, перины, которым было лет двести, не меньше, с пожелтевшими кружевными наперниками. В другом углу стоял покосившийся и покрытый вековой пылью старинный буфет, набитый такой же древней и негодной посудой: дырявые кастрюли, сковородки без ручки, помятые чайники. Просто рай для аллергика и ад для антиквара.