– Кого ж он увидел? – поинтересовался Сергей.
– Царя-Морехода, – чуть ли не на ухо Сергею прошептала Кошка. – Говорят, в лунные ночи он по Острову бродит, успокоиться не может. Может, море ищет или еще какая забота у него. Иногда гром оттуда слышен – это он злится, ногами топает. Говорят, если топнет посильнее, Остров вообще может под воду уйти.
Сергей громко, от души расхохотался – так, что на него обернулось несколько человек.
– Ох, ну ты даешь! Давно так не смеялся! А я уж чуть было не поверил! Сталкер тот, наверное, грибочков пожевал галлюциногенных, вот и померещилось ему! Ну спасибо, рассмешила! А больше он там никого не встретил?
Кошке стало до того обидно, что она не выдержала и расплакалась, как маленькая. Сказалась, наверное, и усталость, и страхи, пережитые в парке, когда она так опозорилась. Кинулась куда-то с перепугу очертя голову, как девчонка несмышленая…
Сергей растерялся и неловко погладил ее по голове.
– Что ты? Что с тобой?
– Мутанта утонувшего жалко, – брякнула Кошка первое, что пришло на ум.
– Какого мутанта? – опять растерялся Сергей. Она кое-как объяснила про маленького ушастого мутанта в ледяной черной воде.
– Да ты все поняла не так, – сказал он, невольно улыбнувшись. – Ушастый вовсе не утонул. Я сам в детстве видел твоего мутанта. И не мутант это никакой, а зверь под названием заяц. Их раньше полно в лесах было. Сказки, басни, стихи детские про них писали. Ну вот, тот заяц – это тоже памятник, как в парке, через который мы проходили. Просто он сидел на камушке, а потом уровень воды поднялся, и он оказался под водой. Какая ты ранимая – так переживать из-за ерунды.
Ранимая? Знал бы он все про нее – наверное, убежал бы с ужасом. От этой мысли Кошка зарыдала еще горше, а Сергей неловко ее успокаивал. Постепенно Кошка затихла, хотя и продолжала время от времени шмыгать носом, – ей хотелось, чтоб он и дальше гладил ее по голове, как маленькую. Но ученый неожиданно чуть отстранился и вынул из рюкзака какой-то предмет.
– На-ка вот, посмотри, что у меня есть.
Это был сероватый камень необычной формы – словно закрученный в спираль. «Та самая каменюка, которую он подобрал в парке», – догадалась она. Ну, и что в нем необыкновенного? Ученый просто хочет отвлечь ее, как ребенка, которому показывают безделушку, ерунду какую-нибудь, чтоб перестал плакать. Кошке даже обидно стало.
– Такими были древние моллюски, – словно отвечая на ее невысказанный вопрос, произнес Сергей. – Ведь миллионы лет назад, когда человека еще и в помине не было, здесь тоже разливалось море, и по дну ползали такие вот создания. В отделке некоторых станций использован мрамор, где иной раз встречаются похожие ракушки, окаменелости, сохранившиеся с незапамятных времен. И древнее море на самом деле никуда не делось – оно до сих пор плещется где-то в глубине, под нами, – Сергей указал под ноги. – Перед самой Катастрофой ходили упорные слухи, что Москва понемногу оседает, проваливается и вскоре море ее поглотит. Кто знает, может быть, погружение продолжается и скоро древнее море сомкнется над нами? Что взрыв не доделал – довершит вода. Чем все началось – тем и закончится. Впрочем, не слушай меня, это у меня хандра. Вполне возможно, что все останется в таком виде еще долгие годы. И люди сумеют приспособиться даже к нынешней жизни. Но для этого придется нам вновь пройти путем эволюции. И кто знает, что ждет нас в конце? Станет ли венцом творения грубый дикарь с дубиной в руке? Или многорукий мутант с глазами на затылке?
Кошка, как завороженная, глядела на Сергея – лицо его казалось вдохновенным, светлые волосы он откинул со лба небрежным движением. Она вдруг подумала, что вовсе он не старый, как ей раньше казалось.
– А некоторые думают, что там, внизу, ад, – робко сказала она. – Такое место, где грешников поджаривают на огне. Говорят, сатанисты на Тимирязевской роют яму вглубь – надеются до него докопаться.
Сказала – и тут же пожалела, что не сдержалась. Лицо Сергея снова приняло снисходительное и скучающее выражение – словно он разговаривал с несмышленым ребенком. Надо было срочно исправлять положение. Не так уж много у нее было опыта в общении с мужчинами, которые ей нравились. Собственно говоря, на ее родной станции таких вообще практически не было. Может, кому-то и нравились мужчины, которые редкий день не напивались, чуть что – пускали в ход кулаки и говорили всякие гадости, но уж точно не ей. А таких, как Сергей или Рохля, Кошка до сих пор не встречала и как говорить с ними, не знала. Но инстинкт подсказал ей – любому приятно, когда его хвалят. И она нерешительно произнесла:
– Ты такой умный… А откуда ты знаешь про все эти вещи – про э-во-люцию и все остальное? Я бы тоже хотела знать побольше.
Кажется, помогло. Лицо Сергея вновь смягчилось.
– Ну, мне ведь все-таки семнадцать уже было, когда Катастрофа случилась, – сказал он. – Я интересовался историей происхождения человека, в Зоологический музей ходил на лекции.
– Какой музей?
– Зоологический. На Никитской. Там нам рассказывали всякие интересные вещи – и про этих моллюсков тоже. Зоологический музей – это такое место, где хранились чучела животных, птиц. И древних, и современных. По ним как раз можно было проследить, как видоизменялись создания природы под влиянием эволюции, приспосабливаясь к окружающему миру. Был даже зал скелетов, где можно было увидеть останки давно вымерших животных. Ты не представляешь, какие гиганты населяли раньше землю. Мамонты, огромные ящеры. Теперь, похоже, история повторяется – мы на новом витке спирали.
Что такое чучела, Кошка представляла. Среди охотников Ганзы были любители сохранять на память свои трофеи. Что такое скелеты, она тоже знала хорошо – в ее странствиях они попадались нередко. Но зачем было их специально хранить, Кошке не совсем было понятно.
– А куда потом делись эти гиганты? – спросила она.
– Вымерли миллионы лет назад, – пояснил Сергей. – Из-за огромных размеров им не хватало еды. Ну, и другие были причины.
Вот это было уже непонятно.
– А зачем же они выросли такими огромными?
– Такими их природа создала, – терпеливо ответил Сергей, которого разговор, похоже, уже начал утомлять. Кошка переспрашивать не решилась. Ей представилась Природа в виде огромной женщины, которая создает неуклюжих гигантов – вроде как статуи в парке, где они были.
– А что там теперь, в музее? – спросила она. Сергей с горечью махнул рукой:
– Лучше не спрашивай. Конечно, попортилось все. Я даже и не ходил туда после Катастрофы, чтоб душу не травить. А сталкеры фигню всякую рассказывают – про призраки экскурсоводов, которые там теперь живут, и про черную музейную моль. Я одного попросил принести мне несколько препаратов заспиртованных – там в банках специальных интересные экземпляры были. А он, дурак, подумал, что этот спирт можно пить. Одну банку припрятал, жидкость выпил, а осьминогом заспиртованным попытался закусить. Уникальный препарат загубил, идиот. И себя заодно.