– А зачем ты им? – удивилась Кошка. – Они, кажется, ищут главного. Какого-то Кораблева…
– Это я и есть, – устало сказал он. – Начальник станции Ленинский проспект Егор Кораблев.
– Ты?! – не поверила Кошка. – А ты не слишком молод? Разве можно детям быть начальниками?
Егор вздохнул:
– Какая разница? Управляет все равно совет. А начальник станции нужен, чтоб все на него свалить, если что-то пойдет не так.
– Что не так?
– Ну, понимаешь, всегда наступает момент, когда что-то идет не так. И появляются недовольные. Иногда они начинают особенно сильно буянить, и тогда им нужно найти какой-то выход своей злобе. Ну, например, свалить все на кого-нибудь и убить его. После этого они на какое-то время утихомириваются.
– А разве нельзя им дать то, что они просят? Может, тогда и убивать никого не придется? – предложила Кошка. Мальчик устало покачал головой:
– Это невозможно. Они недовольны тем, что живут впроголодь и что вода плохая. Да и тем, что живут под землей, – тоже. Дать им то, что они хотят, не может никто. Но если их недовольство найдет выход, то потом опять наступит мир – на какое-то время. Так проще и быстрее – найти виноватого. Отведав крови, они снова успокаиваются. Вон, видишь – тут лежат все наши начальники, – он обвел станцию рукой. – А вон тот ящик, пока пустой, – для меня.
Кошка ужаснулась:
– Ты собираешься ждать, пока тебя убьют?
– Это мой долг, – сказал Егор. – Нас так приучают.
– Долг перед кем? – уточнила она.
– Перед народом.
– Но если тебя убьют, разве еды станет больше, а вода – чище?
Он молча покачал головой.
– Тогда я на твоем месте свалила бы отсюда, пока не поздно, – посоветовала она.
– И куда я денусь?
– Куда угодно. Метро большое. Найдутся места, где люди нужны.
Егор уставился на нее с надеждой, но потом помотал головой:
– Бесполезно. Мне не уйти. Они схватят меня. Посторонним сюда нельзя, но за мной скоро придут свои. Те, кого я знал с детства. И отдадут меня на растерзание этим озверевшим, которые сейчас так орут на станции.
– А здесь есть другой выход? – деловито спросила она.
– Вообще-то, если идти по туннелю в ту сторону, можно вскоре выбраться на поверхность, – сказал он. – А еще где-то здесь недалеко протекает в коллекторе река Кровянка, но туда лучше не соваться – по слухам, там такое водится… особенно ближе к кладбищу. Некоторые говорят, потому речку так и назвали – вода в ней иной раз бурая от крови. Впрочем, один старик рассказывал, что когда-то в незапамятные времена в этих местах располагались городские живодерни, – оттого и название…
Мальчик говорил отстраненно и равнодушно, как будто и в самом деле смирился со своей судьбой. Чем-то он в этот момент напомнил ей Сергея. Тот тоже способен был хладнокровно рассуждать обо всякой ерунде, не желая замечать грозящей опасности.
– Все это байки, – сказала Кошка, хотя по коже у нее прошел озноб.
– Я все равно не знаю, как попасть в коллектор, – успокоил ее Егор.
– Так, говоришь, в ту сторону идти? – спросила она. – Тогда я, пожалуй, попытаю счастья. Хочешь, пошли вместе? Или так и будешь тут сидеть, смерти ждать?
– Я должен, – неуверенно сказал он.
– Никто никому ничего не должен. Тебе просто вбили это в голову те, кому так удобнее! – буркнула она, удивляясь, что тратит на него столько времени. На кой он ей сдался? Просто жалко – симпатичный мальчик, а так его убьют и не успеет своих детей завести… Вот же привязались эти дети! Может, и хорошо, что не успеет, – кто знает, что бы из этих детей в такой обстановке выросло? Может, очередные уроды вроде тех, что ее изувечили. И вообще, чего она его уговаривает? У него ведь ни оружия, ни снаряжения, ни еды. Пойдет с нею – станет обузой. Почему в последнее время ее все тянет кого-то спасать? Почему она стала такой чувствительной? Это все ученый со своими разговорами – разбередил ей душу, а потом дал себя убить, и теперь некому поговорить с ней, разрешить ее сомнения. Может, она просто пытается доказать, что она вовсе не потерянная? А доказывать-то все равно уже некому…
Может ли человек превратиться в хищного зверя? И если да, то может ли он потом вернуть себе человеческий облик и заслужить прощение?
Хотя это не про нее. Она никогда и не была человеком. Словно подтверждая справедливость мыслей, начал саднить шрам на месте отрубленного шестого пальца.
– Ну что, идешь? – грубо спросила она мальчика, злясь на себя за эти сомнения. И он, наконец, решился:
– Да. Только подожди еще чуть-чуть, мне тут кое-что надо найти.
Егор деловито открыл один из ящиков, где оказались припрятаны костюм химзащиты, противогаз и фильтры к нему. Еще в ящике нашелся автомат, с виду – в хорошем состоянии, хотя трудно было поверить, что мальчик умеет им пользоваться. Кошка немного успокоилась – такая предусмотрительность говорила о том, что умирать ему все-таки в ближайшее время не очень хотелось.
– Вот теперь можно, – сказал он и махнул рукой, указав направление.
* * *
Они побрели по шпалам. По дороге Егор делился с ней тем немногим, что знал о поверхности:
– Тут ближе всего станции метро Шаболовская и Тульская. Но к Шаболовской идти – гиблое дело, хотя, говорят, кто-то доходил. В общем, сначала нам по улице Орджоникидзе, мимо бывшего завода… то есть, там завод давно был, а в последнее время вроде рынка вещевого, сталкеры шмотки таскали оттуда. Потом монастырь будет. Это даже хорошо, говорят, возле него меньше всего глючит. Правда, там еще кладбище рядом…
– Далось вам всем это кладбище! – в сердцах сказала Кошка, позабыв, что сначала хотела уточнить, что значит «меньше глючит» и по сравнению с чем – меньше. – Можно подумать, ты мертвых не видел никогда. Лежат себе тихо, никого не трогают…
– Разное люди-то говорят, – пробормотал парень. – Не знаю, как у вас, а у нас чего-то и мертвым не лежится спокойно. Была история со сталкером одним – ушел он наверх в самое полнолуние, а вернулся чудной какой-то: сам не свой, мрачный, ни с кем не разговаривает. Старик Петрович посмотрел на него внимательно и говорит: «Не нравишься ты мне что-то, глаза у тебя красные». И палку горящую поближе поднес – в лицо посветить хотел. А тот как кинется от него в туннель. Наутро там его и нашли – мертвым. Причем тело выглядело так, будто сталкер уж неделю как умер – весь иссох, хотя запаха от него не было. И велел Петрович непременно тело сжечь. А то, говорит, повадится к нам шастать по ночам, и не остановить будет, всех перекусает. Он еще хотел его для верности осиновым колом проткнуть, да не случилось осины под рукой. Она-то, вроде, растет, опять же, на кладбище, но кто ж туда в здравом уме ночью за ней пойдет?
– Эк вас старик запугал! – с презрением сказала Кошка. – Если глупости не слушать, что остается? Сталкер убежал в туннель. Я бы тоже убежала, если б мне горящей палкой в лицо начали тыкать. Может, он уже болен был, оттого и глаза покраснели? Я вот слыхала про какую-то хворь, от которой температура зашкаливает, прям кровь закипает, и очень быстро умирают. Оттого и тело такое странное было. А вы и рады сочинять – покойники у них ходят… Ладно, рассказывай дальше, но пургу не гони, говори дело, а всякие ваши байки меня не интересуют.