Загнаны в угол. Выхода нет.
Твари скалят клыки.
Они ненавидят весь белый свет,
И мы для них чужаки.
И нас с тобой не сможет спасти
Ни пуля и ни броня,
Но ты сумеешь еще уйти,
Если бросишь меня.
Люди притихли, каждый думал о своем. Песня что-то разбередила в них. Вот так живешь, а потом становишься перед выбором – и что бы ты ни выбрал, ты проиграешь.
Поздно прикидывать, кто виноват,
Что делать, куда бежать.
И пусть ты был мне всегда как брат,
Но нынче пора решать.
Нам с тобой не успеть удрать
Вдвоем от них ни за что.
Но ты постарайся не умирать,
А думать будешь потом.
Назад не гляди. Решился – держись.
Ты вырвался. Ты герой.
Ты с боем взял свое право на жизнь,
Какую – вопрос другой.
И сделал ты все, что мог, поверь,
Но, злую судьбу кляня,
Ты сам завоешь, как дикий зверь,
Когда поймешь, что тебе теперь
Придется жить без меня.
Кто-то из слушателей всхлипнул. Наверное, вспомнилось что-то очень личное.
«Хорошо, если это и вправду поможет отвести глаза преследователям», – подумал Вэл. Он ухитрялся одновременно сохранять приличествующее этой песне суровое и скорбное выражение и в то же время размышлять о вещах практических и насущных. Окинув публику взглядом, он не заметил Нюты. Может быть, она уже ушла – значит, надо отвлекать внимание собравшихся как можно дольше. И, не давая слушателям опомниться, он затянул следующую песню.
Кошка уже думала, не улечься ли спать, когда в замке ее каморки вновь зазвенели ключи. На пороге она увидела незнакомого мужчину, высокого и широкоплечего. Кошка испугалась, шарахнулась в угол и уже открыла рот, чтобы закричать.
– Тише ты! – буркнул незнакомец. – Идем скорей, Нюта ждет.
Она, все еще боязливо косясь на него, надвинула капюшон пониже на лицо и, взяв рюкзак, скользнула за мужчиной наружу. В центре станции толпа до сих пор слушала концерт Вэла, и казалось, на них никто не обратил внимания.
Нюта и Сергей дожидались их в туннеле, возле блокоста.
– Пора! – сказала Нюта, лицо ее было серьезным и сосредоточенным. – Двигаемся как можно тише, посты предупреждены.
Они шли в полной темноте, не зажигая фонариков. Кошка вызвалась идти первой – так она могла бы предупреждать спутников о возможных препятствиях.
Отошли не так уж далеко от станции, когда Кошка почувствовала присутствие в туннеле чужих: в нос ударил стойкий запах давно не мытого тела. Она шепнула спутникам: «Стойте!» и тихонько прошла немного вперед, положив руку на рукоятку ножа, который ей вернули перед походом, – еще один знак доверия. У самой стены туннеля сидел человек в лохмотьях. Как тихо она ни двигалась, он поднял голову на звук ее шагов:
– Кто здесь?
– А ты кто? – тихо и угрожающе спросила Кошка.
– Я – смиренный отшельник. Святая заступница иногда посещает меня, и мне больше ничего не надо. Да благословит она и вас тоже.
Кошка разглядывала изможденное лицо, лихорадочно блестящие глаза, редкие потные волосы, прилипшие ко лбу. Ей показалось, что она уже видела этого человека при других обстоятельствах.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Я – Коля. Просто Коля, все остальное забыто. А это – Вася.
Кошка заметила поодаль еще одного оборванца, тот, казалось, дремал.
– Это местные бомжи, – тихо сказала Нюта. – Живут здесь и поклоняются Алике-заступнице. На вот, возьми, – и она положила на шпалы возле Коли какой-то сверток.
– Да благословит святая твою доброту, – сказал тот.
Группа тихонько двинулась дальше, а Кошка принялась вспоминать – где же она могла видеть этого человека? В памяти всплывало – вот она держит в руках несколько печатных страничек. На первой заголовок – «Рагнарек». Трехконечная свастика четвертого Рейха. И неясная, размытая фотография сбоку – но черты лица вполне узнаваемы.
Ей казалось, что именно этого человека она несколько месяцев назад видела и вблизи. Она тогда оказалась в туннеле, ведущем к Пушкинской, и, вдруг услышав шаги, затаилась в углублении стены. Мимо нее, разговаривая между собой, прошли двое в нацистской форме. Конечно, отшельник Коля выглядел тогда получше, но голос, который она услышала сейчас, был тот же самый – уж в этом она не могла ошибиться.
– Так вот оно что! – тихо пробормотала Кошка себе под нос. И тут же решила свое открытие держать при себе. Что бы ни было у человека в прошлом, но если он уверовал, увидел свет в конце туннеля и обрел мир в душе, не стоит ему мешать. И неважно, в кого он уверовал – в заступницу ли, в Хозяина туннелей, да мало ли еще в кого? Всякий разумный человек знает – на пути у высоких чувств становиться не дело. Один человек говорил ей, что разные божества есть лишь воплощения одного и того же. И не людям теперь судить того, кому открылась высшая истина…
* * *
В середине пути Нюта стала чересчур часто спотыкаться, и сталкер, идущий замыкающим, рискнул включить фонарик. Тут же сзади сухо щелкнул выстрел, пуля ударилась в стену совсем недалеко от них. Фонарик тут же погасили, но теперь они знали – за ними погоня. И те, что шли сзади, знали, что они это знают. Может, именно этого они и добивались – напугать для начала, посеять панику? Но в группе собрались люди, не склонные быстро терять голову. Еще со времен неудавшейся экспедиции Кошка помнила, что Сергей в минуты опасности сохраняет хладнокровие, а после совместной с Нютой вылазки на Шаболовской она поняла – Победительница Зверя тоже не позволяет себе раскисать в ответственные моменты. Конечно, она – женщина, да к тому же очень впечатлительная, и ничто человеческое ей не чуждо. Но все это обычно вылезает потом – истерики, слезы. А когда нужно, она умеет держать себя в руках. Да и четвертый их спутник тоже как будто был не из пугливых.
На Беговой Нюта о чем-то торопливо переговорила с постовыми, и те пропустили их беспрекословно. Видимо, Победительницу здесь знали. Но Кошку не оставляли дурные предчувствия. «Все это бесполезно, – думала она. – Сейчас сюда придут те, что гонятся за нами, и когда они расскажут, кого и за что преследуют, их мигом пропустят тоже. Остается надеяться, что какое-то время на объяснения у них уйдет. Жаль, что эти, с Беговой, вникать, кто прав, кто виноват, скоре всего, не станут. Мол, пусть разбираются сами, а прав окажется тот, кто в итоге останется жив».
Члены отряда быстро облачились в костюмы и противогазы, им открыли гермоворота, и они вышли в ночь. Прямо перед собой Кошка увидела эстакаду, где навеки застыли заржавевшие машины. Повинуясь знаку Нюты, они повернули направо и двинулись по шоссе – если верить ее словам, им надо было пройти совсем немного. Может, все-таки успеют?
Не успели. Сзади послышалась автоматная очередь. На поверхности преследователи вели себя еще более нагло, уже не скрываясь. Нюта с Кошкой, пригибаясь и прячась за машинами, пробирались вперед, а сталкер и Сергей отстреливались от настигавших их бандитов. И вдруг грохот стал совсем уж нестерпимым, забил по ушам, точно молотками. Кошка увидела, как Нюта вдруг выпрямилась на секунду, махнула рукой и отрывисто, торжествующе что-то крикнула – ей послышалось: «Идиоты!». Кошка испугалась, что Нюту сейчас убьют, – в свете луны она была отлично видна. Но, взглянув назад, Кошка поняла – ее преследователям уже не до этого, им уже вообще ни до чего. Словно темный смерч летел на них с эстакады. Неведомые животные звонко цокали копытами, ветер раздувал длинную шерсть, растущую у них вдоль шей.