– Ух! – выдохнул я, довольный разгоном. – Получше нашей старой машинки!
– Что?
– Хороший катер, говорю!
Леся кивнула. Можно было сказать ей то же самое на языке жестов, которым охотники общаются в глубине, поскольку она еще в детстве научилась ему у Молчуньи. Но я предпочел повысить голос, чтобы перекричать турбины. Леся ведь не была охотником, а то, что она знала Язык, – случайность.
Вместо того чтобы направить катер к платформе «Тапрабани» по кратчайшей траектории, я вывел его на широкую дугу – хотел насладиться скоростью и контролем над машиной. Набегающий поток воздуха выдул из меня остатки дурных предчувствий, наполнил ни с чем не сравнимым восторгом единения со стихией. Мне вдруг стало совершенно ясно, что океан не позволит мне уйти из охотников, что я навсегда останусь одним из них, хоть и списанным по здоровью. Постепенно все привыкнут к тому, что я буду заступать на дежурство по «Тапрабани» в форме, а может, если повезет, мне и прозвище на станции дадут соответствующее – Охотник.
Турбины свистели, как сотня сверкающих гарпунов, выпущенных очередью из скорострельной пушки, волны бессильно пытались лизнуть днище катера, но я от них уходил.
– Ты тоже хорошо водишь! – крикнула мне на ухо Леся.
Еще бы! Чего она ожидала от человека, который специально учился морскому делу, а затем вел огромный сухогруз в самое сердце бури? Катер же был удивительно легок в управлении, как и положено дорогой гражданской машине. И хотя прямоточный привод был для меня внове, но я быстро к нему привык. Погоняв катер как следует, я пустил его по прямой к «Тапрабани», В сумерках шторма станция выделялась яркими габаритными огнями.
– С причаливанием что-нибудь изменилось? – спросил я, понижая обороты турбин.
– Нет. Оставили стандартный эллинг, только сделали ворота побольше, – ответила Леся. – Подойдешь ближе, увидишь.
Сбросив ход до среднего, пришлось отключить генераторы глиссирующего экрана – они не справляюсь с нагрузкой без поддержки подъемной силы корпуса и спойлеров. Катер с гулким ударом опустился на воду, и волны взялись за него как следует.
– Включи водометы! – посоветовала Леся.
У меня дух захватило – отвык я от океанской качки.
– Где они включаются? – с приборами у меня не было времени разобраться.
– Дай я сама.
Мне пришлось уступить ей место. Устроившись в пилотском кресле, Леся запустила поршневой мотор и, борясь с качкой, на водометах подошла к громаде плавучей станции. Вход в эллинг обозначался светящейся бегущей стрелой, ее и впрямь было хорошо видно. Плюс светоотражающие оранжевые клинья по краю внушительных ворот в борту станции. Через такой проход можно загнать внутрь не только катер, но и довольно большое исследовательское судно или даже древний эсминец, какие бороздили океаны сто лет назад во время войны.
Впустив нас, ворота задвинулись, отгородив внутреннюю акваторию эллинга от бушующих океанских волн. Приветливо вспыхнули прожектора, озарив металл переборок и проявив на черной глади воды отражения погрузочных устройств. У пирса в замках швартовных узлов стояли три катера – два штатных аварийных и один совсем старый, частный, всего с одной кормовой турбиной и без намека на систему глиссирования. Я решил, что это катер Бена, которого я должен сменить.
С последнего моего посещения «Тапрабани», полгода назад, здесь многое изменилось. По крайней мере, эллинг тогда был раз в десять меньше, или мы зашли не в те ворота, что в прошлый раз.
– Тут стало просторнее, – сказал я, разбудив дремавшее эхо.
– Да. Станцию нередко переделывают под новые нужды, – кивнула Леся.
Она приткнула катер к швартовному узлу и опустила замки. Внушительный объем эллинга усиливал каждый звук и подолгу держал его в воздухе. Я подхватил рюкзак и выбрался на шершавую поверхность пирса, дожидаясь, когда Леся меня догонит. Она скинула рубашку и вернула мне.
– Я техническую куртку возьму. Спасибо.
Их яркая рабочая одежда по техническим характеристикам была не хуже формы охотников, но не было в ней сурового боевого духа, так что менять на неё свою темно-синюю я бы не стал.
Поднявшись из эллинга, мы в первую очередь заглянули в жилой блок, где Леська переоделась в техничку.
– Оставь здесь рюкзак, чтобы не таскаться с ним. Я когда буду уезжать, заберешь его к себе в каморку.
– Что за каморка?
– Наблюдательная станция. Твое официальное рабочее место. Там неплохо все оборудовано – охранные мониторы, связь, хорошая персоналка с коммутацией через сателлит. Тесновато, правда, но имеется закуток для отдыха. Только в светлое время суток не спать, ладно? Ночью – пожалуйста, после того, как включишь охранную систему. А днем нельзя. Сегодня и завтра тут никого не будет, но если начальство застукает тебя за нарушением инструкций, тебя уволят, а я почувствую себя неловко, сам понимаешь.
– Да что я, маленький?
– Не дуйся. Должна же я хоть вкратце рассказать тебе об обязанностях! Пойдем, познакомлю тебя с Тошкой и Лидочкой, а потом проведу в рубку поста наблюдения.
Лестниц и переходов на «Тапрабани» было так много, что и заплутать немудрено. Если бы не флюоресцирующие номера на углах, я бы не рискнул бродить тут без Леси. Мы миновали широкую платформу, нависающую вдоль стены на пятнадцатиметровой высоте, и спустились к воде в противоположном конце эллинга, огражденном от основной акватории композитными переборками. Мы еще не достигли последних ступеней трапа, когда я расслышал громкий свист и дельфинье щелканье.
– Это Тошка Правый, – прислушалась Леся.
– Что, есть еще и Левый? – удивился я.
– Ты разве не знаешь, что дельфины все время спят одной половиной мозга? То левое полушарие бодрствует, то правое. Так они и живут. Полностью спать им нельзя – захлебнутся и утонут.
– И что, у полушарий личности различаются?
– Не сильно, но я всегда могу узнать, с каким Тошкой говорю – с Левым или Правым. Лидочка более цельная, у нее не поймешь, какая половина мозга спит, а какая бодрствует. Лет сто назад о частичных несовпадениях личности правого и левого полушарий никто не знал, поскольку в личность дельфинов никто из ученых не верил.
– А ты что, без коммутатора их язык понимаешь?
– Ну, не то чтобы посимвольно, но настроение уловить могу. А вот Ван научился различать некоторые слова. В китайском языке смысл фразы зависит от тона гласных звуков, так что у китайцев слух вырабатывается особый. Но и без всякого коммутатора я могу об заклад биться, что Тоша с Лидочкой сейчас обсуждают незнакомца в форме охотника, Они очень чувствительны к малозаметным проявлениям симпатии, поэтому знают, что мы с тобой не чужие. Меня они знают давно, а тебя видят впервые. Им любопытно.
– Значит, они уже видели охотников? – это вызвало у меня удивление.