Они с Молчуньей первыми ворвались в горловину Ангарной Бухты; остальные уже отставали больше чем на десять корпусов. Некоторые врубили водомёты на полную, но сократить это расстояние было уже невозможно. Молчунья первой пересекла финишную черту, за секунду сделав меня и себя богачами. Следом за ней финишировала Леська, превратив оставшиеся у меня в кармане жетоны минимум в десять килограммов чистого золота.

– Есть! – Долговязый подбросил в небо пустую бутылку. – Есть, Копуха! Ну и дали жару наши девчонки!

Он был прав на все сто. Было чему порадоваться. Не тратя времени даром, мы рванули из парка в Ангарную Бухту, чтобы лично поприветствовать победительниц. Толпа собралась такая, что нам пришлось как следует поработать локтями, пробивая дорогу к пирсу.

«Уже там» и «Толстозадый» покачивались на волнах под прицелом сотен стереокамер, а Леська с Молчуньей, в обнимку, отмахивались от микрофонов, с которыми лезли к ним журналисты.

Долговязый помахал нашим и жестами показал, чтобы ни на какие вопросы пока не отвечали. Пусть журналисты платят, если хотят получить материал. Пробившись к ним, мы оттеснили Молчунью и Леську от толпы. Долговязому, кажется, даже вмазать кому-то пришлось, чтобы остудить профессиональное рвение.

– Жаль, что ты ставки не сделал! – улыбнулась мне Леся. – Хотя кто же знал, что так выйдет!

– Что значит не сделал? – с напускным безразличием спросил я, доставая из кармана жетоны.

– Что?! – Леська помотала головой от удивления. – Ты поставил на меня за вхождение в призовую тройку?

– Ну да, – пожал я плечами, словно ничего особенного не произошло. – Не мог же я оценить твои способности ниже.

Она обняла меня и несколько раз горячо поцеловала. Я видел, что Долговязый при этом отвернулся, вроде как из деликатности. Но на самом деле он хотел скрыть довольную улыбку, барракуда его дери.

Глава 16 ЧЕТЫРЕ ЦИФРЫ

В городе мы провели еще двое суток. Глупо было не воспользоваться лестным предложением городских властей и бесплатно погостить в самом шикарном отеле, да еще в президентских люксах. На самом деле интерес у них был, ясное дело, меркантильный, да только какое это имеет значение, когда все хорошо?

Молчунье выдали не самодельный, а вполне профессиональный навороченный многоязыковый коммуникатор, чтобы она без труда могла беседовать с журналистами и инженерами. Вторые, кстати, проявляли к ней интерес никак не меньший, чем первые. Может, даже больший. Всем хотелось узнать, что же такое она сделала с поршневым мотором, что он выдал такие безумные характеристики. Долговязый же сразу взял на себя роль продюсера этого проекта и ни крупицы информации бесплатно не выдавал.

– Это все бандиты, – объяснил он. – Получат что-нибудь, затем перепродадут, потом снова и снова перепродадут. У них главный принцип – хотеть денег просто так. Самим только хитрожопить и ни в коем случае палец о палец не ударить. И нет разницы, в банде они или в правительстве. Для человечества все равно никакой пользы. Польза будет, когда цены перекупщиков кончится и цена на идею станет такой, что ее уже в чистом виде невозможно будет перепродать. Тогда придется начать производство, и будет всем великое счастье. Простые люди смогут на таких моторах ходить. Короче, Копуха, смысл вот в чём: надо с самого начала задрать цену так высоко, чтобы труднее было идею перепродавать. Тогда цепь перекупщиков значительно сократится, а идеи скорее пойдут в производство. Так что я не о кармане едином пекусь.

Как бы там ни было, но наши карманы от его философии уже начинали трещать. С учетом прибыли от ставок, призов за два места в первой тройке, а также патентных денег за идеи Молчуньи нам за эти двое суток удалось заработать более двухсот сорока килограммов чистого золота. Моих из них было шесть килограммов с жетона за Лесю и пятнадцать килограммов с жетона за Молчунью. Долговязый со ставок получил всего восемнадцать килограммов, поскольку за Лесю ставил на десятку, а не на тройку. Леська только со ставки за себя получила честных шесть килограммов золота, не считая самого приза, стоимость которого оценивалась в двадцать пять килограммов. Молчунья же из призового фонда получила пятьдесят килограммов, что с лихвой окупило все затраты на катер, да еще по ставке пятнадцать килограммов. В общем, целое состояние. И это только за гонку, не считая денег с патентов, которых оказалось больше, чем призовых и выигранных. Вместе с гонорарами от газет Молчунья за свои изобретения получила около сотни килограммов золота. Десть процентов от этого она ссудила Долговязому за продюсерскую помощь.

– Мы теперь сможем купить отличный корабль! – заявила она через коммуникатор, проглядывая свои счета через терминал в отеле.

Синтезатор в этой машинке был превосходный, Молчунья даже эмоциональными тембрами голоса при желании могла управлять. Правда, пока не очень с этим справлялась, но все равно слушать это было гораздо легче, чем механический голос робота из экипировки охотников.

– Корабль у нас уже есть, – ответил я. – Причем замечательный. Не какая-то новомодная пластиковая посудина, а «Рапид» еще с военных времен.

– Стильно, – с усмешкой сказала Молчунья, – Узнаю Долговязого с его любовью к антиквариату. Правда, с этим выбором полностью согласна – «Рапид» отличный корабль. Можно на него дополнительное оборудование установить.

– Там нормально с оборудованием, – успокоил я глухонемую.

Вечером второго дня мы собрались в номере Долговязого и вышли по сети на связь с «Рапидом», Из рубки ответил Майк, но новости оказались неутешительными – дельфины вернулись на корабль ни с чем. Заброшенная база, разведку которой они проводили, оказалась не просто заброшенной, а затопленной.

– Неувязочка, – Долговязый почесал макушку. – Придется возвращаться на «Рапид», двигаться дальше и пускать дельфинов на разведку второй из трех баз.

– Другого выхода я тоже не вижу, – развела руками Леся.

– Погодите… – сказал я. – Вот мы с подачи Молчуньи решили искать Жаба на заброшенных базах, а как он туда, по-вашему, мог попасть? Допуска к жидкостным аппаратам у него нет, да и сам живой скафандр найти до крайности сложно. Еще сложнее, чем допуск подделать.

– Такой псих, как он, мог на триста метров и с газом нырнуть, – заявил отставник. – К тому же протокол допуска я ему в свое время передал.

– Сухой батискаф он тоже запросто мог приобрести, – предположила Молчунья. – На таком не то что на триста метров, а и на километр можно нырнуть.

– Вот-вот! – довольно кивнул я. – А вы не подумали, что если Жаб мог воспользоваться батискафом, то и любой другой способен погрузиться на триста метров?

– И что? – не понял Долговязый.

– А то, что брошенные шельфовые базы на глубинах до километра должны быть все затоплены. Иначе и быть не может, иначе нашлось бы много желающих их поживиться остатками снаряжения.

– Логика в этом есть, – задумчиво кивнул отставник.