Неужели он спит? Или он ее игнорирует? Кэйтлин не могла его за это винить. На его месте она бы тоже проигнорировала.
Кэйтлин продолжала идти через парк. Она понятия не имела, куда направляется. Все, что она знала, так это то, что ей нужно уйти подальше от этого места. От Калеба. От вампиров. От всего этого. Ей всего лишь хотелось вернуться к старой жизни. В глубине души девушка думала, что если уйдет достаточно далеко, может быть, все это просто исчезнет. Возможно, восходящее солнце принесет новый день и все это исчезнет как дурной сон.
Кэйтлин проверила свой телефон – теперь он мигал, почти полностью разрядившись. Из своего опыта она знала, что у нее осталось еще секунд 30. Она пристально смотрела на него все то время, пока он мигал, надеясь, молясь, чтобы Джона ответил. Чтобы он вдруг позвонил и сказал: «Где ты? Я сейчас приеду». Чтобы он спас ее от всего этого.
Но пока она смотрела, телефон отключился. Разряженный. Полностью разряженный.
Смирившись, Кэйтлин засунула телефон обратно в карман. Она смирилась со своей новой жизнью. Смирилась с тем, что у нее никого не осталось. Теперь ей нужно рассчитывать только на себя – впрочем, как и всегда.
Кэйтлин вышла из Форт-Трион-парка и оказалась в Бронксе, снова в городе. Это вернуло ей ощущение нормальности, ощущение направления. Девушка не знала точно, куда пойти, но ей понравилось то, что она направлялась в Мидтаун. Да. У нее есть место, куда она может пойти. Пенсильванский вокзал. Она сядет на поезд и уедет подальше от всего этого. Может быть, она вернется в свой предыдущий город. Возможно, ее брат все еще находится там. Она начнет все снова. Она будет вести себя так, словно ничего этого никогда не было.
Кэйтлин обернулась – повсюду были граффити, карманники на каждом углу. Но почему-то в это время они оставили ее одну. Может быть, они поняли, что она была на грани, что у нее нечего взять.
Кэйтлин увидела знак. 186-ая улица. Ей предстояла долгая прогулка – 150 кварталов по Пенсильванского вокзала. Она будет идти всю ночь. Но именно этого она и хотела – проветрить голову. Избавиться от мыслей о Калебе, о Джоне, о событиях двух последних ночей.
Девушка увидела другое будущее перед собой, поэтому она была готова идти всю ночь.
Когда Кэйтлин проснулась, уже наступило утро. Она скорее почувствовала, чем увидела, бьющий в нее солнечный свет. Девушка с трудом подняла голову, чтобы сориентироваться. Кэйтлин почувствовала, что кожа ее рук и лба касается холодного камня. Где она находится?
Подняв голову и осмотревшись, Кэйтлин поняла, что лежит в Центральном Парке. Теперь она вспомнила, что сделала остановку в пути, посреди ночи, чтобы отдохнуть. Она была такая уставшая, такая измученная. Должно быть, она уснула сидя, наклонившись и облокотив руки и голову о мраморные перила. Уже было позднее утро и в парке ходили люди. Проходившая мимо женщина со своей юной дочерью бросила на нее подозрительный взгляд. Она прижала свою дочь поближе к себе.
Кэйтлин выпрямилась и осмотрелась. Несколько человек уставилось на нее и ей стало любопытно, о чем они думают. Девушка посмотрела на свою грязную одежду – она была покрыта грязью. Хотя ее это не волновало. Ей просто хотелось убраться подальше от этого города – из этого места, которое ассоциировалось у нее со злом.
А потом она снова почувствовала это. Голод. Боль поразила ее, и Кэйтлин почувствовала себя такой голодной, как никогда прежде. Но это не был обычный голод – это было безумное первобытное желание насытиться. Как она сделала это в Карнеги-Холл.
Маленький мальчик, играющий с футбольным мечом, – не старше шести лет – пнул его и мяч случайно подкатил к ней. Он подбежал к ней. Его родители находились далеко – как минимум, в 30 футах.
Это был ее шанс. Каждая клеточка ее тела молила о насыщении. Кэйтлин уставилась на его шею, сконцентрировавшись на пульсирующей шее. Она ощутила ее. Почувствовала ее запах. Девушка хотела наброситься.
Но каким-то образом Кэйтлин остановила себя. Она знала, что станет умирать от голода, если не насытится, что в скором времени она умрет. Но девушка скорее предпочла бы умереть, чем причинить вред этому мальчику. Она позволит ему уйти.
Солнечный свет докучал ей, но она могла терпеть. Неужели это из-за того, что она – полукровка? Как он повлиял бы на других вампиров? Возможно, это давало ей своего рода преимущество.
Кэйтлин оглянулась, моргая из-за резкого солнечного света, чувствуя себя потрясенной и сбитой с толку.
Здесь было так много людей. Так много волнения. Почему она остановилась здесь? Куда она шла? Ах, да… Пенсильванский вокзал.
Кэйтлин ощущала боль в своих усталых ногах из-за столь долгих прогулок. Но она не ушла далеко – она прошла не более 30 кварталов. Она пройдет остаток пути, сядет на поезд и выберется отсюда. Кэйтлин заставила себя – силой воли – снова стать нормальной.
Если она уйдет достаточно далеко от города, возможно, это случится.
Кэйтлин медленно поднялась, готовясь к прогулке.
«Не двигаться!» – выкрикнул голос.
«Не шевелиться!» – раздался другой голос.
Кэйтлин медленно обернулась.
Перед ней стояли, по меньшей мере, десяток нью-йоркских полицейских в форме и с оружием, направленным на нее. Они держались на расстоянии – около 15 футов от нее – словно боялись подойти ближе. Словно она была каким-то диким животным.
Кэйтлин смотрела на них и – странным образом – не испытывала страха. Вместо этого девушка почувствовала, как внутри нее поднимается своего рода покой. Она начала ощущать себя сильнее людей. И с каждой минутой Кэйтлин все меньше и меньше чувствовала себя частью своей расы. Девушка ощущала странную непобедимость, знала – неважно, сколько их или какое у них оружие, она сможет убежать от них всех или победить их.
С другой стороны, девушка устала. Она смирилась. Какая-то часть ее больше не хотела бежать – ни от полицейских, ни от вампиров. Она не знала, куда бежит или от чего она на самом деле убегает. Это было безумием, но Кэйтлин будет рада, если полиция ее арестует. По крайней мере, арест будет чем-то нормальным, рациональным. Может быть, они встряхнут ее, заставят осознать что, в конце концов, она – всего лишь человек.
Офицеры медленно приблизились к Кэйтлин, направляя на нее оружие – они двигались с предельной осторожностью.
Девушка наблюдала за их приближением – она была скорее заинтересована, чем напугана. Ее чувства были на пределе. Она замечала каждую крошечную деталь: форму их оружий, контур триггеров, даже длину их ногтей.
«Подними руки вверх, чтобы мы их видели!» – крикнул полицейских.
Ближайшие полицейские находились всего в нескольких футах от нее.
Кэйтлин спрашивала себя, какой могла быть ее жизнь – если бы отец не ушел, если бы они никогда не переезжали, если бы у нее была другая мать, если бы они осели в одном из городов, если бы у нее был парень. Будет она нормальной когда-либо? Будет ли ее жизнь когда-либо нормальной?