Антиамериканизм, как и американизм — феномены местного производства. Оставляя в стороне эмоции, можно определить антиамериканизм как сильный антагонизм к американским представлениям и институтам. Здесь меня интересует не антиамериканизм боливийских экстремистов, русских аппаратчиков или иранских мулл. От такого антиамериканизма можно было бы отмахнуться, как от проявления невежественной предвзятости или в связи с конфликтом с государственными интересами. Я же говорю об антиамериканизме американцев, хорошо знающих свою страну и имеющих обдуманные мнения по поводу ее имиджа. Антиамериканизма такого сорта не следует избегать, наоборот, его надо приветствовать, чтобы понять, верна ли подобная критика. Говоря словами Эдмунда Бёрка: «Чтобы мы любили нашу страну, она должна быть хорошей». [16]
Речи прогрессистов иногда кажутся антиамериканскими, но прогрессисты выступают не просто за разрушение. Круша одну Америку, они хотят создать другую. Значит, их разрушение — это прелюдия к созданию страны заново, и существует такая Америка, которую прогрессисты одобряют. Получается, что она совсем не похожа на ту Америку, которую поддерживают консерваторы, даже противоположна ей. Такое разделение американцев — это не столкновение между отстаивающими свободу консерваторами и противодействующими свободе прогрессистами. Ведь обе эти стороны выступают за определенный тип свободы: одна — поддерживает экономическую свободу, а другая — выступает за свободу в области сексуальных отношений и в общественной жизни. Это также не столкновение между патриотами и не патриотами, ибо обе стороны любят свою страну, но как бы разного типа. Одна сторона любит Америку Колумба и Дня независимости, инноваций и работы, «животного духа» капитализма, бой-скаутов и церковно-приходских школ, традиционных семей и ветеранов, салютующих государственному флагу. Другая сторона — толерантную Америку, страну социальных прав, перераспределения доходов и богатств, признания дискриминации и компенсации за нее, права на аборт, феминизма и однополых браков.
Недавно я участвовал в дебатах с Биллом Эйерсом — радикалом 60-х гг., учителем Обамы в Дартмутском колледже. Тема дебатов: «Чем так хороша Америка». Эйерс начал с прославления того, что, как он считал, было прекрасным в Америке. В этой связи он не ссылался на Отцов-основателей, не упоминал Авраама Линкольна, однако вспомнил американскую традицию протестов, восходящую к социалистам девятнадцатого века и продолжавшуюся в веке двадцатом прогрессистами вплоть до него самого. Подобным образом Говард Зинн в своей недавней книге призывает к замене существующего пантеона героев Америки (таких как Отцы-основатели) фигурами лидеров семинолов типа Оцеолы, который вел военную кампанию против правительственных войск Соединенных Штатов, а также анархистки, социальной активистки Эммы Гольдман и антивоенной активистки Синди Шихан. [17]
Это их Америка — прогрессистская, и ее они чествуют в День независимости.
Здесь не только патриотизм не является разделительной чертой, но и идея американской исключительности. При этом обе стороны верят в исключительность Америки, но одна сторона считает, что Америка исключительно хороша, а другая — полагает, что Америка исключительно плоха. Одна группа считает Америку хорошим обществом, другая — называет Америку «Империей Зла». Консерваторов печалят некоторые аспекты современного американского общества, а прогрессисты гордятся ими, например, государственной национальной системой здравоохранения или принятием стиля жизни гомосексуалистов.
Как же можно сравнивать и противопоставлять эти две Америки — одну, которую отстаивают консерваторы, и совсем другую, которую ценят прогрессисты? Как ни странно, делать это возможно, сравнив путешествия двух французов в Америку. Их взгляд со стороны поможет американцам яснее увидеть самих себя. Первый француз — Алексис де Токвиль, аристократ, который много путешествовал по Америке в начале девятнадцатого столетия. Его — молодого человека двадцати с лишним лет — сопровождал в поездке другой аристократ, Густав Бомон, который особо интересовался системой организации американских тюрем. Вместе они проделали путь из Новой Англии в Филадельфию, Новый Орлеан и Висконсин, проехав более семи тысяч миль за десять месяцев. Токвиль посетил Америку спустя несколько десятилетий после основания страны, и у него была хорошая возможность оценить, как принципы революции прижились в американской действительности. Он внимательно наблюдал за американскими нравами, опубликовав в итоге результаты своих наблюдений в ставшей классической книге «Демократия в Америке». Хотя эта книга изначально предназначалась для французской публики, в наши дни ее больше всего читают и изучают именно в Америке.
Другой француз — Мишель Фуко, интеллектуал, впервые посетивший Америку в 1975 г. Затем он несколько лет подолгу жил в регионе залива Сан-Франциско, преподавая в университете Калифорнии в Беркли. Позже, в начале 1980-х гг. он читал лекции в Дартмутском колледже, где я и познакомился с ним, будучи аспирантом. Фуко, разумеется, увидел совсем другую Америку, нежели Токвиль — Америку, чья форма изменилась благодаря гражданским волнениям 1960-х гг. При этом интересы Фуко сильно отличались от интересов Токвиля. То, что Токвилю казалось наиболее привлекательным, Фуко находил максимально отталкивающим. В действительности традиционная Америка служила иллюстрацией многому из того, что Фуко находил неприятным в западной цивилизации. Но его не следует считать приверженцем антиамериканизма. Наоборот, Фуко испытывал такой горячий энтузиазм по отношению к Америке, что французские коллеги считали его настроенным абсолютно проамерикански. Для Фуко Америка конца 1970-х — начала 1980-х гг. была великой, ведь давала людям шанс выйти за пределы всех ограничений в области секса. Взрослые могли заниматься сексом не только друг с другом, но и с мальчиками. Фуко считал это благородным идеалом, за который стоит отдать жизнь.
Эти два француза иллюстрируют очень разные версии Америки, каждая из которых по отдельности дороги сегодня консерваторам и прогрессистам.
Начнем с Токвиля. Он отметил, что Америка — это нация, непохожая на другие. Она породила то, что Токвиль назвал «отдельным видом человечества». Он определил понятие «американской исключительности». По Токвилю, американцы уникальны, ибо среди них царит равенство. Противоречивое утверждение Декларации независимости («все люди созданы равными») Токвиль считает описанием реальности американской жизни. Американцы, пишет он, имеют внутреннюю убежденность в демократическом принципе равенства. Они отказываются относиться друг к другу, как к «низшим» и «высшим». Они не кланяются и не демонстрируют подчинение так, как это делают люди в других странах, в частности, во Франции. В отличие от Европы, в Америке нет «крестьян» — только фермеры. В Америке есть наемные работники, но нет «слуг». И сегодня Америка — единственная страна, где официанта зовут «сэр», как если бы он был рыцарем.