– Извини, мне нужно идти.
– Нам с Андреем объяснили, как кого вызывать, – сообщила Катя. – Это так работает?
– Да. И все, кого вы вызываете, придут к вам.
Я быстро оделась в капри и футболку, не снимая мокрого купальника, и отправилась к известному певцу.
– Войдите, – послышался голос Макса Байкалова в ответ на мой стук.
Я вошла и замерла в ожидании. Я еще не знала, бежать мне за чемоданчиком или нет, вызывать ли подмогу, чтобы отвести роженицу в нужное место. Мне нужно было узнать причину вызова.
– Почему вы не в белом халате? – надменно спросил Бардашевич, выплывая из соседней комнаты именно в нем. Конечно, не в медицинском, а в шелковом, доходящем до пят, запахивающемся спереди и подвязанном поясом с золотыми кистями. Выражение лица у него стало еще более недовольным, чем при подъеме на яхту.
– Распоряжение господина Галтовского, – невозмутимо ответила я. – Он не хочет видеть белые медицинские халаты на своей яхте.
– А руки вы помыли? – не отставал Бардашевич. Его голос казался мне неприятным, не то что при исполнении старых песен.
– Перед тем как зайти в вашу каюту? – уточнила я невозмутимо. – Перед входом раковин нет. Я помою их непосредственно перед оказанием медицинской помощи. Кому она требуется?
– Заберите наш инкубатор, и чтобы я ее больше в своей каюте не видел, – ледяным тоном объявил известный певец, развернулся и ушел.
«Ничего себе!»
Я повернулась к сидевшему на белоснежном диване Максу Байкалову.
– Ее здесь негде размещать, – сказал он. – Мы сразу говорили, что она должна жить отдельно.
– Но ведь Роман Борисович…
– Мы рассчитывали на другое размещение. Мы хотели, чтобы инкубатор поселили к врачу, то есть к вам. Олег взял себе спальню, в соседней комнате будет спать Иннокентий. А я – здесь.
«Они спят по отдельности?» – удивилась я.
А «здесь», между прочим, было очень неплохо. Единственная комната моей квартиры меньше этой, об обстановке вообще молчу.
В это мгновение из соседней комнаты, куда удалился Бардашевич, появился один из финнов с ведром, тряпкой и виноватым лицом. Ничего не сказал и быстро выскользнул за дверь.
– Она блюет, – сообщил Макс Байкалов.
«Вроде бы срок уже большой. Хотя у десяти процентов беременных женщин бывает предэклампсия – поздний токсикоз беременных».
– Как только мы отошли от берега, ей плохо стало, – сообщил молодой человек. – Она в туалет побежала. А второй раз не успела. Так что забирайте ее себе, – посмотрел на меня красавчик, потерянный для женщин. – В любом случае никто из нас не собирается с ней спать в одной комнате. У нас у всех свои планы. Мы-то втроем давно знакомы, а Олег с Иннокентием так вообще как родные люди. Если бы тут какой-то отсек был, кладовка – а ничего нет! Роман Борисович сказал, что выделяет нам всем три комнаты, и мы сами будем решать, когда инкубатору выходить, когда нет, и выходить ли вообще. Мы согласились. Мы на самом деле подумали, что так лучше, а теперь видим, что нам мало места. И она больная!
«Вообще-то беременность – не болезнь», – подумала я, но вслух этого говорить не стала. Не поймут. И какой смысл спорить? Кому от этого будет лучше? А хуже вполне может стать.
– В общем, размещайте ее, где хотите, но чтобы мы ее не видели. Пусть в других местах блюет!
Я спросила, где находится беременная.
– Заперлась в туалете и ревет.
Я пошла к туалету, стала уговаривать Тоню (так звали женщину) выйти, она наконец появилась. Выглядела ужасно. И как она переживет этот круиз?
– Пойдемте со мной, – мягко сказала я и взяла Тоню под руку.
– Вещи ее возьмите.
Макс кивнул на сумку. Я прихватила и ее.
«Больше никогда в жизни, – думала Тоня. – Если бы я только знала, что это будет так. Обошлись бы как-нибудь без этих денег. Никогда! Никогда! Никогда!»
Для начала я отвела Тоню в свою каюту, там заварила ей чай с травами, чтобы немного успокоилась, посидела с ней, напоминая, что ей осталось потерпеть совсем чуть-чуть, она родит ребенка, получит деньги, которые так нужны ее семье – и забудет о суррогатном материнстве навсегда.
– Зачем он меня унижает? – рыдала Тоня. – Вот зачем? Потому что он богатый, а я бедная? Потому что он меня нанял?
– Он унижал вас на протяжении всей беременности?
– Нет! Я вообще не знала, кому ношу ребенка! Меня выбрали по фотографии, по анализам, я не знаю еще по чему. Не видела я их живьем никогда. И не думала, что увижу, кому ребеночек достанется. Зачем мне это знать? Я не хотела. И многие родители, как мне говорили, не хотят встречаться с суррогатными матерями. Я думала, что мы никогда не встретимся. Я через фирму все оформила, все официально, бумаги подписаны. А тут нас с мужем вызвали в фирму и…
С Тоней и ее мужем разговаривал лично директор фирмы, потом за ними приехал шофер и отвез их в особняк под Санкт-Петербургом, где в последнее время проживает известная однополая пара. На суррогатное материнство Тоня пошла из-за необходимости погасить ипотеку. В новую квартиру они с мужем и сыном переехали год назад от свекрови, свекра и брата мужа, который за это время успел жениться.
– Не могу я жить со свекровью! Не могу, и все! Она и за эту ипотеку нас пилила и пилила. Я всегда во всем виновата – я иногородняя, меня прописывать надо было, потом я впрягла мужа в эту кабалу, а они с мужем – свекром моим, но он нормальный, только пьяный все время – видите ли, жизнь начинали вместе с другими родственниками (восемь человек – пятеро взрослых и трое детей) в двадцатиметровой комнате, и ничего. А я не хочу так жить! Можно подумать, нам нормально было с мужем и сыном в двенадцатиметровой комнате, когда в соседней свекровь, свекор и брат мужа, оба пьяные, причем пьют они шумно. В общем, впряглись в ипотеку. А потом я решила стать суррогатной матерью. Думала, двоих рожу, если надо, или троих – и расплатимся. Свекровь как мой живот увидела, с ней чуть сердечный приступ не случился. Лучше бы случился. Орала, что я ее сына угробить хочу. Ну я ей и высказала, что я зарабатываю. Она еще больше орать стала. Ну не угодить человеку! И себе второго рожать плохо, и за деньги другим тоже. Теперь мы с ними не общаемся. И я рада.
Тоня еще всплакнула и продолжила рассказ про пару будущих отцематерей или как их там.
В особняке они с мужем узнали, для кого рожают, и что рожать придется на яхте. За это – и за молчание – Бардашевич погасил ипотеку, которую Тоня и ее муж должны были выплачивать еще долгие годы. Но Бардашевич также пообещал, что они вылетят из своей новой квартиры, если только попытаются продать информацию в какое-то желтое издание.
– Он меня за человека не считает, вы понимаете? Он меня инкубатором называет! У меня имя есть! Он на мне свою злость несколько раз срывал. Будто я виновата в том, что у него что-то складывается не так, как он хочет! Телохранитель молчит, ни одного слова при мне не произнес, а этот молодой муж, или как там его правильно называть, все время музыку слушает, приплясывает и ни во что не встревает. А у меня еще морская болезнь оказалась… Я же не знала, что ею страдаю. В самолете мне при взлете и при посадке было нехорошо, но я посчитала, что это нормально, а тут совсем паршиво… Может, из-за жары еще, из-за смены климата. Вы можете вызвать роды?