Я возвращалась в комплекс прохладной летней ночью — странно, но после бешеной жары и гроз температура вдруг понизилась, дни шли все подряд пасмурные, ветреные. Меня подбросили до ближайшего городка, оттуда нужно было добираться пешком. Я шла и размышляла.
Мой дом… Как много в этом простом сочетании слов сокрыто. Дом может быть разным, и для каждого он свой. Часть людей по-прежнему живут в городах, и я не осуждаю их. Зачем? Я и сама бывала в некоторых, и они отличаются от городов прошлого также, как нынешние люди отличаются от прежних. Меняются лица людей, меняются лики городов. Человеческая мысль всегда находит отражение в чем-то материальном.
Искусство более не продажно, оно творится для благости духа, для наслаждения, и просто для того, чтобы порадовать других людей красотой своего вдохновения. Поэтому стены домов похожи на картины: выложенные ли мозаикой, или разрисованные яркими красками, или украшенные буйным цветением вьющихся растений. Я вспомнила про огромный музей, выстроенный на острове посреди залива: он был сделан целиком из цветного стекла. Заходишь в него — а внутри бьют фонтаны, и бегают по стенам сотни солнечных зайчиков и бликов, и мебель тоже зеркальная, и ты идёшь по заколдованному миру отражений неведомо куда, словно находишься в лабиринте.
То место, где жили мои далекие предки, это тоже город. Раньше он выглядел иначе, но теперь это волшебное место. Город Солнца, так его называют. Он лежит на берегу реки. Говорят, когда-то дома царапали небо грязными макушками, росли всё выше, хватаясь за облака, и людям было трудно дышать, потому что воздух стал вредным. В Солнцеграде было мало высоких домов, а если таковые и попадались, они поражали воображение. Талантливых, смелых архитекторов на Земле было не занимать. В центре города, на площади, был сделан гигантский фонтан. Он бил на невероятную высоту или плевался в прохожих маленькими ледяными струями. Его так и называли: фонтан-шутник. Проходя мимо, никто не мог знать, когда его достанет водой, и достанет ли вообще. Это место обожали дети. Как-то я сидела неподалёку, на скамейке, и наблюдала, как они играют в «убеги от струи». На это невозможно было смотреть без улыбки, но особенно весело было наблюдать за приезжими, которые понятия не имели, что их ждёт, а местные хитро молчали, не спеша никого предупреждать.
У города Солнца была одна отличительная черта: когда сгущалась темнота, он начинал сиять удивительными разноцветными огнями. Повсюду горели фонарики, светильники, гирлянды и просто отдельные лампочки. Была улица голубых и синих огней, похожая на утро возле океана; и улица янтарно-красного и ярко-желтого сияния, словно жгучая пустыня; была зимняя улица: вся в белых и серебристых огоньках, и улица, заполненная радугами…
Почему именно сегодня меня застигли воспоминания о прошлом? О городах, что когда-то глядели вдаль угрюмыми стареющими лицами, о людях, которых я не знала, но хотела бы узнать… Чувства не изменились, но повзрослели. У людей прежних и нас нынешних была в сердце одна любовь, несмотря на то, что мы жили в разных измерениях, ощущали разное время и думали о разном. Или об одном и том же? Почему тогда мы жили так непохоже?
Был город среди леса, и лес тот был особым: деревьям, растущим в нем, было по пятьсот-шестьсот лет каждому, а некоторым и больше. Они простирали к небу узловатые ветви, кроны казались продолжением облаков: раскидистые, пушистые и горделивые. Медведи с волками, соболи, куницы и рыси спокойно ходили по улицам, помогали в домашних делах, присматривали за детьми. Я знала: весь этот город вырастили давным-давно всего несколько человек. Дома в городе были занимательной постройки — все сплошь одно-двухэтажные, срубовые, из толстенных бревен, поднятые над землей на невысоких подклетах и опоясанные широкими террасами по всем четырем сторонам, и окнами, доходящими до самого пола. В центре каждого дома росло дерево. В молодых, построенных на моем веку домах, деревца были небольшими, веселыми и стройными. Зато в домах, стоявших здесь не одно десятилетие, деревья-сердца были огромны. Их стволы служили основой дома, его неумирающей душой. Эти дома возвели основатели города и жилища, конечно, претерпели изменения, но не утратили своего мудрого очарования и притягательности. Было время, я хотела остаться там жить, но передумала. Молодости присуща некоторая суетливость, молодость видит бесчисленное множество вариантов. После города Вечности я была в Присвете. Это был город-сказка: сплошь деревянные терема с башенками, балкончиками, зимними садами и оранжереями. На окраинах города росли разлапистые ёлки, высоченные рыжие сосны и степенные кедры, худые свечи туй, нежные пихты и лиственницы, а в центре города — фруктовые деревья самых разных возрастов и видов. Весной на холмах возле города отмечали Дни Цветения. Подгадав время, я прибыла туда накануне. Я помню, как прыгали над головами собравшихся проворные белочки, и по первому зову спускались на руку хозяина, а ревнивые псы бдительно следили за самыми маленькими участниками празднества: чтобы не затерялись в толпе, не заскучали без мамы и папы. Народу в эти дни в Присвет съезжалось великое множество, со всех концов света. Приходилось воздвигать палаточный лагерь, занимавший чуть ли не такую же территорию, как сам город. Я знала, что эти дни были самыми желанными для тех, кто искал свою любовь, но в ту пору я искала саму себя. Мне нравились праздники, нравилось наблюдать за людьми, за выражением их лиц, и слушать разговоры, и радоваться, когда кто-то находил то, что искал. Этот город не вызвал у меня желания остаться, и не потому, что в нем был какой-то изъян, просто душа моя жаждала иного. Я побывала также в городе у моря, где спели сочные персики, а виноградные лозы свешивались прямо в окно. Тогда я поселилась в маленьком домике в платановой роще. Его хозяйке захотелось навестить родственников, живших не близко, и я провела у моря много прекрасных дней, купаясь или гуляя по незнакомым фруктовым долинам. А ещё ездила к пустыне и слушала её хрустящую тишину, и плавала в бесконечных лагунах с прохладной голубой водой. Была возле водопада высотой до самого неба, и глядела на море с верхушки громадной скалы, видела красные осенние леса и леса, спящие под снегом. Поднималась в небо на маленькой лёгком самолёте и наблюдала, как стаи перелётных птиц прощаются с землёй. Эти воспоминания жили во мне и возвращались, когда я засыпала. А ещё я путешествовала к океану, где и встретила Эвана.
Я уже подходила к дому, когда почувствовала неладное. Вот что значит уйти в себя! Меня насторожила тишина — необычная, сухая. Я слышала только ветер. Ни криков ночных птиц, ни сверчков, ни лягушек — а ведь вокруг было столько озер! На всякий случай я прихватила зубами руку. Больно. Значит, не сон…
В ушах начало звенеть, и звон становился всё громче, всё нестерпимей. Дорогу было плохо видно — и это в летнюю-то ночь! Я словно теряла сознание, но иначе, чем тогда, после грозы. Мне не было дурно, голова не кружилась, нигде не болело. Мир становился черным, медленно, неотвратимо пропадал. Темнота окончательно поглотила лес и крутые холмы, укутала высокие травы. Мне пришлось остановиться. Не буду врать: было страшно. Мрак покончил с окружающим миром и теперь поедал меня, однако я по-прежнему не испытывала никаких физических ощущений, только видела, как исчезли мои ступни, бёдра, живот, руки… Чернота доползла до глаз, и всё. Я перестала быть в привычном пространстве, будто провалилась в глубокую яму, заполненную упругим желе…