Он был с нами до самого вечера, и охотно отвечал на вопросы, однако, не касаясь некоторых тем. Мы присоединились к остальным, и Бури ходил среди толпы, высоко подняв голову — такая у него была привычка. Я подумала, что его поведение напоминает поведение собаки, которая ходит за хозяином, зная, что очень скоро им придётся расстаться. Я чувствовала, как расстояние между нами увеличивается, как стремительно отсчитывает время оставшиеся часы… И потому крепче держалась за всех, кто рядом.
Эван, увидев, что я приуныла, решил меня развеселить и взял гитару. Никак не ожидала, что петь с ним будет Онан… Вернее, он ему подпевал, да таким дурным сердитым голосом, что мы задыхались от смеха. Эван начинал, а Онан заканчивал строку.
Вы живёте скучной жизнью. — Елки-палки!
Без истерик и без драк. — Ну как так можно!
День за днём идёте в горку. — Как Сизифы.
А не падаете в пыль… — И под заборы.
За любовью потянулись — Дурачины!
Утром рано встали с солнцем. — Нет бы дрыхнуть!
Улыбнулись вместе с песней. — Надо плакать.
Загляделись на рассветы. — Как же глупо.
Отыскали путь-дрогу. — Вот ведь скука!..
И пошли искать судьбу. — Сидите дома!
Кто-то шлёпнулся в грязюку. — Нос расквасил.
По дороге без конца. — Стирали обувь.
Помечтали о прекрасном. — Врите дальше.
Захотели прямо в сказку. — Это кисло.
Создавали сны и яви. — Очень надо!
Никому в пути не врали. — Чушь собачья!
Танцевали до упаду. — Неумело.
Веселились и смеялись. — Без азарта.
И собою оставались — Я не верю!..
— Вы мне можете не верить, — спел Эван. — Это ваше личное дело. Но всё точно так и было. В конце лета, когда смородина спела…
Мы сопроводили окончание выступления аплодисментами. Откуда они взяли этот шедевр — было неясно. Возможно, придумали на ходу.
— Ванька, тащи аккордеон, — сказал Онан. — Ща я тебе спою о жизни как надо.
— Где я его возьму тебе, аккордеон этот? — хмыкнул Эван. — Пой так, под гитару, и не привередничай.
— Кхме… — откашлялся Онан и выдал низким зловещим голосом:
А у Клавдии Петровны
Во саду росли томаты.
И она не виновата,
Что жила в счастливый час.
Внуков нянчила, растила,
Всех своих котов любила.
Мужу одежонку шила,
По воду к реке ходила…
— Кто ж у нас к реке за водой ходит? — рассмеялся Кёртис. — Ты тут явно приврал для красоты слога, Онан.
— Люблю глядеть, как кони обнимаются в лугах, — спел вдруг Онан игриво, подмигнув Еве, и она расхохоталась.
— Что на вас нашло?
— Нам хорошо, — ответил Онан. — Хочешь потанцевать, ягодка моя?
Нам и правда было хорошо всем вместе, даже не смотря на то, что мы с Алеардом и Кристианом показали остальным видение гибели молодых ребят. Перепады настроения, чувств и эмоций удивляли. Туда-сюда, из печали в безумную весёлость и радость…
А Бури глядел на нас и молчал.
На следующий день после обеда я решила прогуляться и отправилась в горы. Наивысшей точкой считалась «Белая дева», она дотянулась до пятисот двадцати метров. В голове мелькнула мысль: снова «белая»… Столько белого, но почему именно белого? Не красного, не синего, не зелёного? Непонятно.
Горы эти, называемые «Медвежьими», изобиловали пещерками и тайными ходами, и я знала, что родители запрещали детям сюда соваться. Мне были знакомы некоторые разломы и гроты. Когда я переехала к Яне, она тут же потащила меня обозревать окрестности с «Девы». С тех пор я приходила сюда нечасто, но регулярно.
По правде говоря, мне хотелось найти Алеарда и поговорить с ним об увиденном, в частности о тех людях из видения, что шли на смерть. В голове окончательно перепуталось, но я точно знала одно: увиденное нами не было игрой воображения. А значит, важно было понять, что и когда случилось, что за силы столкнулись на том плато? И какое отношение всё это имело к нам.
Я не полезла на самый верх. У меня было другое любимое местечко, где ждал удобный большой камень. Снова камень! — пронеслось в голове. Небо было пасмурным, серым, но мне это нравилось. Я любила разную погоду: и слякоть, и жару, и леденящий холод. Под вой ветра я задремала прямо на камне.
Меня разбудила бабочка, севшая на щёку. Время близилось к обеду, и я решила вернуться в комплекс. Проходя мимо одной из пещерок, я вздрогнула. Мне почудился чей-то крик оттуда, из темноты. Я решила, что мне послышалось, и прошла мимо. Крик повторился. Далёкий, невероятно тихий звук, едва уловимый. Я развернулась и зашла под свод пещеры, прислушиваясь.
— Эй!
— …мощь! — долетело в ответ.
Сердце моё забилась. Нет, я не обманулась, там и правда кто-то был. Я ринулась внутрь.
Темнота мешала, но в потолке зияли дыры, и можно было кое-как продвигаться вперёд. Пока что.
— Ау! — крикнула я как можно громче. В ответ послышался всё такой же далёкий плач. Я прислушалась и выбрала верное направление. Стало ясно, что плакал ребёнок или девушка.
Это была многоуровневая пещера, и, так как в ней было темно и она изобиловала трещинами, прежде в глубину я не совалась. Света становилось всё меньше, и меня объял страх. Идти в полной темноте, не зная, что у тебя под ногами, было безумием.
— На помощь! — вполне отчётливо донеслось до меня, и я окончательно убедилась, что голос принадлежит ребёнку. Я не могла бросить его, и медленно двинулась дальше. Идти пришлось долго.
— Малыш! — крикнула я ещё раз, надеясь хоть как-то сориентироваться. — Ответь мне!
— А-а-а… — зарыдал он, — пожалуйста!
Я ощутила, что сама готова разреветься, но сдержалась.
— Говори со мной! Не бойся, я близко!
— Я здесь! — и он снова заплакал.
— Меня зовут Фрэйа, а тебя? — спросила я, едва не провалившись в какую-то дыру.
— Саша, — заикаясь, ответил он. — Мне больно… больно ногу.
— Санёк, продолжай говорить со мной, ладно? Чтобы я по твоему голосу поняла, где ты есть!
— Ладно! — ответил он. — Я свалился. Вниз свалился.
Я прощупала ногой пол и поняла, что дальше зияет огромная дыра. Боже, страшно как! Ничего не видно, совсем ничего! Я подумала о том, как буду вытаскивать его, потом подумала, что нужно бежать за помощью. Нащупала руками стену и медленно двинулась вдоль неё.
— Ничего, я тебя вытащу. Какая у тебя любимая игра?
— Пря-я-ятки! — заревел он.
Я против воли улыбнулась.
— Да уж… Ты так спрятался, что тебя невозможно найти!