И однажды, в ночь конца всего, за которой не бывает рассвета, когда Селин Дион пела по радио трогательную песню: Лети, моя птица, в эфирную даль, / Тебе ничего в нашем мире не жаль. / Лети, и пусть будет свободен твой путь / От тревог земных, / Не дающих уснуть. – Жанин Фукампре выплюнула таблетки, которые душили ее, выплюнула яд, уже делавший свое дело с ней, сонной, расслабленной.
Ее вырвало отвращением ко всему; ужасом, мраком.
Песня удержала ее. Песня не дала упасть, и Жанин Фукампре в ту ночь поняла, в чем ее спасение: вернуться туда, в день, когда она увидела его.
Своего ангела.
Она приехала в Лонг на следующий вечер. В 19:47 минута в минуту она постучала в дверь Артура Дрейфусса, вымотанная, с грязными волосами, с запавшими глазами. Но живая.
ПП предупредил их по телефону за несколько минут.
– Здесь мэр! Он пришел в гараж с журналисткой и какой-то старушенцией, у которой прическа, как у Бьерк!
(По всей вероятности, то была мадемуазель Тириар, которой ножницы Кристианы Планшар, застигнутой врасплох нежданным появлением в ее маленьком салоне актрисы с мировой славой, отстригли и изуродовали шестидесятилетнюю челку.)
– Я им сказал, что ты, наверное, дома, и они все припустили бегом, даже старушонка; сейчас будут, ладно, пока!
Он повесил трубку; Артур Дрейфусс поморщился, Жанин Фукампре пожала плечами и с милой улыбкой обронила: так часто бывает. Я свожу людей с ума.
В дверь постучали. Я сама, Артур, и она пошла открывать.
На пороге стояли Габриэль Непиль, мэр Лонга (2008–2014), журналистка из «Курье Пикар» (рубрика местной информации, Амьен и его окрестности) и мадемуазель Тириар, учительница английского на пенсии; все трое раскрыли рты куриной гузкой (большой, надо сказать, гузкой, прямо-таки гузищей) при виде Скарлетт Йоханссон, восхитительной в мужской рубашке – одной из рубашек Артура Дрейфусса, – с голыми, длинными, изящными ногами, с высокими блестящими скулами, с чашкой «Рикоре» в руке. Hello, – пропела она на безупречном английском. Раздался старческий голос мадемуазель Тириар: она говорит нам здравствуйте. Мы догадались, буркнул мэр. What can I do for you? – спросила знаменитая брюнетка, больше известная блондинкой. Мадемуазель Тириар снова перевела: она спрашивает, что может для нас сделать.
(С этого места, чтобы не перегружать текст двуязычной версией последовавшего разговора, мы будем приводить только вопросы и ответы на французском.)
– Разрешите представиться, я Габриэль Непиль, мэр этой коммуны, и для меня большая честь видеть вас здесь.
– О, спасибо вас.
– Это мадам Ригоден, местная журналистка, и мадемуазель Тириар, наша переводчица.
– Приятно встретить вас.
– Вы не согласились бы ответить на несколько вопросов мадам Ригоден?
– С удовольствием большим.
– Мадам Скарлетт Йоханссон, вы приехали в Лонг с частным визитом или готовитесь к съемкам?
– Я в гостях у Артура – моего друга.
– А. Вы хотите сказать, что мсье Дрейфусс, наш ученик автомеханика, – ваш друг.
– Ваша переводчица переводит мои ответы?
– Не хотите ли вы сказать ваш мальчик-друг?
– Я замужем.
– За мсье Рейнолдсом, мы знаем. Хорошо, хорошо. Значит, мсье Дрейфусс не ваш мальчик-друг. Какие новые фильмы в ваших планах?
– «Мы купили зоопарк» Кэмерона Кроу и «Мстители» Джосса Уидона. Я, кстати, буду петь в Кэмерона фильме.
– Интересно.
– И я готовлю третий диск, может быть, на этот раз без Пита Йорна. И уж если вы хотите знать все, я сортирую мои отходы. Я стараюсь есть экологически чистую пищу, но в этом я не конвульсивна (?). Я не беременна. По моему мнению, мне нужно сбросить два кило. Я не брею половой орган, потому что нахожу, что это попахивает порнозвездой, без волос это как дикое мясо, фу, лично мне очень нравится поросль (или заросль – переводчица поколебалась) Марии Шнайдер в «Последнем танго в Париже», и… Ой, у вас все лицо в красном.
– А? Хм, я… Что вам особенно нравится в нашей коммуне?
– Гараж и машины. И Артур.
– Надолго вы намерены остаться с нами?
– Я должна быть в Лос-Анджелесе сентября 22‑го.
– Спасибо. Думаю, у меня нет больше вопросов, господин мэр.
– Мадемуазель Йоханссон, не согласились бы вы принять участие в небольшой видеосъемке о нашей прекрасной коммуне, прогуляться с нами по деревне, для интернет-сайта мэрии? Мы бы посмотрели наш прекрасный замок эпохи Людовика XV, нашу гидроэлектроцентраль, прошлись бы вокруг прудов…
– Почему нет?
– Действительно. И несколько снимков для нашего муниципального бюллетеня?
– О’кей. Хоть сейчас.
– Хоть сейчас?
– У вас нет айфона?
– Ох, нет.
– У меня, у меня есть «Сони Эрикссон», которым можно фотографировать!
– Эрикссон-Йоханссон, да здравствует Швеция!
– Я происхождения датского.
– Э-э, простите. Извините. Спасибо, мадам Ригоден. Вот, я встану рядом с мадам Йоханссон, э-э, то есть мадам Рейнолдс… снимите нас, пожалуйста. Меня хорошо видно?
– Вы не хотите поставить куда-нибудь эту чашку?
– Я люблю у Артура «Рикоре».
– Скажите «сыр».
– Мадемуазель Тириар!
– Вы пригласили меня, чтобы переводить, я и перевожу.
– Сыр.
– Вот, вот. Что ж, спасибо, Скарлетт, извините нас за беспокойство, но все-таки не каждый день, знаете ли, скажу больше, впервые звезда посетила нашу деревню.
– Дыру.
– Хм. У нас был Даниэль Гишар [64] в 1975‑м…
– Я говорю о настоящей звезде, мадемуазель Тириар, международной, с «Оскарами»… ладно, все поняли. Браво, Артур, хороша у тебя подруга, очень красивая женщина, повезло тебе, не переводите это, Жинетта (Тириар. – Прим. ред.); заходи ко мне в мэрию, когда будет минутка.
– И мне звоните в газету, Артур, вот моя карточка.
Когда троица удалилась, Жанин Фукампре и Артур Дрейфусс расхохотались; их смех звучал отрадной музыкой, и веяло от него запахом ребяческих проказ, буйным весельем неразумных шуток, которые цементируют счастливое детство.
* * *
Погода стояла прекрасная в этот пятый день, и под стать ей было настроение у Жанин Фукампре: ей захотелось выйти; отправиться куда-нибудь, где бы не было никого, кроме тебя, Артур, и главное, главное, не было бы Скарлетт Йоханссон.