– Послушайте, вы, она моя жена…
И тут Шубин, не выдержав, развернулся и сильным ударом в челюсть свалил Харыбина. «Жена!» Все произошло так быстро и неожиданно, тот даже не сразу понял, что случилось. Хотел подняться, но налетел на следующий, уже более осмысленный и точный удар, от которого в голове у него зазвенело, а из носа хлынула теплая кровь. И тогда уже он, ничего не соображая, вскочил и бросился с кулаками на Шубина, колотя его по чему попало, нанося удары преимущественно по воздуху, потому что юркий соперник успевал вовремя уклониться, чтобы затем обрушить на Харыбина новые и новые порции боли…
Юля, проснувшись от шума, выбралась из машины и кинулась разнимать дерущихся.
– Послушайте, да прекратите же вы! Да нельзя же так… – Она пыталась схватить Шубина за куртку и оттянуть назад, но он теперь стоял, почти не меняя положения и только отражая удары обезумевшего Харыбина.
И тут она услышала харыбинские слова, смысл которых мгновенно отрезвил ее, содрав последние покровы сна: он оскорблял ее, связывая ее имя с именем Крымова и Шубина, как только может оскорбить потерявший контроль над собой, обезумевший от ревности муж. Последние ругательства были смазаны жесткими и сильными ударами, затем булькающими звуками – это Шубин нокаутировал его, окончательно разбив Харыбину нос и разорвав губу. Отлетев на полметра к подъезду, Харыбин на некоторое время отключился.
– Пойдем, я отведу тебя домой, – Шубин, держась одной рукой за разбитое лицо, другой обнял Юлю и повел мимо лежащего на асфальте Харыбина к подъезду. – За него не переживай, я вернусь и отвезу его…
* * *
Утром она проснулась от прикосновения чьих-то рук, открыла глаза и чуть не закричала, увидев рядом с собой на подушке сине-желтое, все в ссадинах лицо Игоря Шубина.
– Что с Харыбиным? – спросила Юля, не желая верить в то, что происходившее вчера – реальность, а не кошмарный сон. – Ты отвез его домой?
– Отвез. Он в порядке, вот только ему наложили швы, я возил его к Чайкину, тот помог. Так что все более-менее нормально…
– Странно, что я после всего этого осталась жива… Вчера у меня был трудный день…
– Ты так и будешь говорить только о делах, о Харыбине, о Крымове?.. Скажи, я в твоей жизни совсем ничего не значу? Тебе нет дела до моих чувств?.. – услышала она, и ей показалось, что сквозь робкую попытку Игоря рассказать ей о своих чувствах пробивается тот жесткий и ледяной тон, который был у него раньше, в пору их зарождающихся близких отношений, когда она знала другого, более хладнокровного и даже грубоватого Шубина. То, что последовало за этим вопросом, лишь доказывало ее подозрение – у Шубина кончилось терпение, и теперь он ждет от нее ответа на поставленные вопросы. Роль друга ему больше не по плечу, и теперь, в зависимости от того, что Юля ему ответит, решится, останутся ли они вместе, или им придется расстаться. Он запрокинул ей голову и набросился на нее, забыв о боли, целуя ее теплые податливые губы, пока еще не отвечающие на его желание. И в тот момент, когда она готова была уже смириться с тем, что ее одиночество может быть заполнено таким прекрасным человеком, как Шубин, и что ее ребенок, вероятно, будет носить эту теплую и медвежью фамилию, раздался телефонный звонок. Юля взяла трубку, когда Шубин уже овладел ею и теперь, ничего не слыша и не желая ничего другого, как закрепить свое право на нее, качался где-то над ее головой, сам не веря в свое счастье.
– Земцова, это я, – услышала она знакомый голос, прорвавшийся к ней из далекого Парижа, и ей даже показалось, что в комнате запахло мокрыми каштанами, как там, в большой спальне с высокими светлыми окнами…
И они заговорили – ни о чем и обо всем. Она старалась говорить одними междометиями, уклоняясь от прямых ответов, но получалось так, словно она одновременно любила сразу двух мужчин – одного по телефону, всей душой и по-настоящему, другого – телом и чувством благодарности, разумом, наконец.
Капли пота со лба взмокшего Шубина падали на ее грудь, но иногда на телефонную трубку и задерживались на ней, словно желая подслушать любовное воркование двух изменников.
– Мне кажется, ты еще спишь… У тебя такой сонный, вялый голос… Ладно, птичка, пока, целую тебя нежно во все места, я тебе перезвоню… – там, в парижской квартире, положили трубку, и здесь, в С., Шубин без сил рухнул возле нее, чувствуя себя победителем. Все произошло до смешного, до слез одновременно цинично, символично…
– С кем ты разговаривала? – спросил Игорь, не подымая век; грудь его вздымалась, он еще постанывал на выдохе.
Но она ему ничего не ответила. Затем неожиданно всхлипнула.
– Ты плачешь? Что случилось? – он поднялся на локте и заглянул ей в глаза. – Ты чего? Тебе нехорошо?
Но она снова промолчала. Она была в тот момент слишком далеко от него, и тело ее хранило прикосновения другого мужчины, его запах, а в голове шелестели другие слова, сливаясь с шелестом мокрых каштанов: «Мне кажется, ты еще спишь…»
…
И позже, очнувшись от наваждения и целуя Шубина в губы, Юля вполне осмысленно и серьезно сказала:
– Ты должен сегодня же вылететь в Москву, это очень важно. Вставай, я сама сварю тебе кофе… Ты не знаешь, сегодня в библиотеке не выходной?
* * *
Она размышляла приблизительно так: Берестов нанял Крымова, чтобы найти убийцу отца Кирилла, с одной целью – поймать и посадить за решетку своего давнего соперника – Куракина. То есть он почему-то был уверен, что священника убил именно Куракин. Но почему? Берестов считал, что Куракин способен на такое убийство ради того, чтобы подкинуть улики сопернику и тем самым вывести его из игры. Более нелепого объяснения причины убийства не найти. Но, очевидно, Берестов был настолько пропитан ненавистью к Куракину, что о другом и слышать не хотел. Хотя налицо полная абсурдность этого предположения. И Крымов, понимая это, сначала взялся за дело, поскольку не привык отказывать клиентам, которые хорошо платят, а потом, когда ему сделали более выгодное в денежном плане предложение, отказал Берестову. Вот и получается, что Крымову в сети попалась золотая рыбина – Кристиан.
Кристиан. Если у Кристиана, человека явно не бедного, нашлись деньги для того, чтобы нанять Крымова и просто-таки закупить его, что называется, с потрохами, то почему же он не воспользовался ими раньше для розыска человека, благодаря которому он мог доказать свое право на наследство и разбогатеть? И что такого мог знать или предъявить ТОТ ЧЕЛОВЕК, чтобы помочь Кристиану доказать подобное право?
Ей ничего не стоило позвонить в Париж Крымову и выяснить это более подробно. Но зачем? Чтобы он знал, что ей не дает покоя его неожиданное богатство? Но ведь внезапный отъезд Крымова более чем загадочен. И не кроется ли за этим другая причина – смертельная опасность, нависшая над Крымовым, в которой он упорно не хочет признаваться?
Нет, это было бы слишком красиво и мелодраматично, как в театре. Или в кино. Жизнь более проста и прозаична.
Вдруг в голову Юли пришла другая мысль относительно Кристиана. Он мог НЕ ЗНАТЬ о существовании этих бумаг, а Крымов в частной беседе с каким-нибудь общим знакомым произнес вслух имя человека, у которого имеются какие-то бумаги, касающиеся Кристиана Броше. Вот и получается, что речь могла идти только о завещании. И это завещание скорее всего всплыло НЕОЖИДАННО, поскольку Кристиан мог быть, к примеру, НЕЗАКОННОРОЖДЕННЫМ сыном Броше-старшего.