Речники устраивались на камнях, переговариваясь, усаживаясь или оставаясь стоять. Никто не подошел слишком близко. С полдюжины матросов «Кусачей черепахи», слышавшие рассказ Дага о Даре Стражей Озера в Жемчужной Излучине, уселись в передних рядах, с интересом глядя на приготовления. По крайней мере в этот день все они были совершенно трезвы. Итак…
Даг выпрямился и заговорил достаточно громко, чтобы его услышали все:
— Сначала я должен объяснить, что такое Дар и как им пользуются Стражи Озера. Дар все пронизывает, он есть во всех вещах, живых и неживых, но в живых существах он ярче всего. Вы все обладаете Даром, но не чувствуете этого… — Даг так много раз повторял свое объяснение, что слова стали гладкими, как обкатанная галька на берегу. Некоторые слушатели уже были знакомы с более ранними версиями, но повторение никогда не вредит… Сколько сотен раз приходилось Дагу объяснять, как действуют дозорные, каждому новому набору молодых Стражей Озера?
Дар… Действие Дара… Злые… Упоминание о Злых привлекло внимание даже тех, кто до сих пор не очень прислушивался. Молодежь воспринимала это как увлекательную историю; старшие — те, кто своими глазами видел пустоши, и жители Рейнтри, которых коснулась борьба с тварью, кивали и переговаривались — и между собой, и с любопытствующими соседями.
Крейн не сводил с Дага широко открытых глаз, не веря своим ушам. Даг не стал просить его разрешения на то, чтобы сделать его наглядным пособием, но угрызений совести не испытывал. Если бы даже Крейн не лишился права выбора, убив первого фермера в Олеане, он лишился его с тех пор сотни раз. Его разрушительная жизнь принесла миру много зла. Так пусть его смерть хоть немного послужит добру.
«Если таково добро…»
Теперь речь Дага достигла своей тайной сути. Он заговорил еще громче.
— Создание разделяющих ножей считается самым ответственным деянием Стражей Озера и по большей части является… — Он запнулся на слове «тайным» и заменил его на «частным делом». — Ножи вырезаются из костей, костей Стражей Озера, завещанных дозорным. Не украденным из могил, и уж тем более, несмотря на все слухи, не из похищенных костей крестьян. Это — наследие нашего рода. Дарение — самая торжественная часть наших похоронных обрядов. — И самая кровавая, но говорить об этом Даг пока не собирался, потому что теперь наступала самая главная и самая сомнительная часть сегодняшнего отчаянного урока.
Даг извлек костяной нож из ножен у себя на шее и протянул его Фаун, которая поднялась на ноги, чтобы принять его.
— Моя жена Фаун сейчас пройдет между вами и покажет настоящий разделяющий нож. Пожалуйста, пусть каждый его коснется.
«Только, отсутствующие боги, сделайте так, чтобы никто не уронил его на камень!»
— Все, о чем я прошу, — это обращайтесь с ним осторожно и с уважением, потому что… потому что однажды такой нож был завещан мне моей первой женой, и я знаю, каково… — Голос изменил Дагу, и он умолк.
Фаун ходила между речниками, следя, как его передают из рук в руки. Голос вернулся к Дагу, и он продолжал:
— Мы нашли этот нож в пещере среди похищенных мехов. Как мы поняли, его сделал какой-то мастер в Рейнтри из кости своего родича. Нельзя определить, чей он: на лезвии нет посвятительной надписи, какую иногда делают. Он был связан узами с женщиной, которую убили речные разбойники примерно на том месте, где я сейчас стою.
Из всего, что Даг собирался сегодня открыть речникам, нож был самой важной частью, и Даг хотел, чтобы они это поняли, — не только увидели и услышали, но и почувствовали, коснувшись клинка. Как еще можно было приобщить людей, не ощущающих Дара, к пониманию так называемой страшной магии Стражей Озера, как не позволив им коснуться прохладной, гладкой, хрупкой кости, взвесить в руке, передать соседу? Даг, который никогда не молился, сейчас молил о прощении неизвестного дарителя за такое использование его наследия. Однако, к его огромному облегчению, там, где проходила Фаун, не раздавалось голосов, полных отвращения, или, того хуже, нервного смеха. Молчание было уважительным или по крайней мере вежливым.
Губы Ремо и Барра были плотно сжаты, глаза широко раскрыты. Оба молодых дозорных выглядели так, будто готовы обратиться в бегство, если бы только знали куда. Однако они держали себя в руках.
Наконец Фаун вернулась, вручила клинок Дагу и снова опустилась на колени рядом с Крейном. Даг поднял нож вверх.
— Мастер, изготовляющий нож, не просто вырезает его из кости; он также придает форму его Дару — и естественным образом, при преобразовании кости в нож, и готовя его к следующей цели — к тому, чтобы хранить в себе смертность Стража Озера, как в запечатанной бутылке. Этот нож уже был подобным образом посвящен, но сегодня при помощи своего Дара и кипящей воды я освободил его от неиспользованных уз. Сейчас он чист, как если бы только что вышел из рук резчика. Поэтому следующий шаг, который я вам покажу, — это наложение новых уз.
Он опустился на колени слева от Крейна, обратившись спиной к тусклому блеску реки.
— Кровь имеет особое значение при наложении уз, — сообщил Даг слушателям, — потому что несет в себе живой Дар человека даже тогда, когда покидает его тело, по крайней мере до тех пор, пока не высохнет и не умрет. Обычно тот, кто в будущем подарит ножу смерть своего сердца, помещает немного своей крови в новую чашу из дерева, но нам придется без этого обойтись.
Нож, которым вскрывается вена, обычно должен был бы быть прокален на огне, чтобы не занести инфекцию. Были и другие подробности, которые Даг помнил с тех пор, как сам был связан узами с ножом Каунео; только сейчас они не были нужны. В момент паники Даг подумал о том, не сможет ли притвориться, если ничего не получится, будто все же сумел наложить узы, — ударить Крейна бесполезным ножом прежде, чем тот успеет возразить, и сообщить зрителям, что все удалось. Только, проклятие, Ремо и Барр все поймут…
Даг поудобнее уселся, скрестив ноги, как если бы собирался прибегнуть к целительству… это вызывало тревогу, ну да придется это обстоятельство присоединить ко все возрастающему грузу сомнений, с которыми предстояло разобраться позже. Предстоящая работа Дара оставляла даже меньше места для нерешительности, чем поиски Злого. Взглянув на Фаун, Даг успокоил ее:
— Он ничего не чувствует ниже шеи. Ты не причинишь ему боль.
Фаун мрачно кивнула. Даг коснулся костяным ножом груди Крейна, а Фаун, неловко приподняв мертвый вес его руки, сделала глубокий надрез на бледной коже, потом сжала его, чтобы заставить кровь потечь.
И тут Даг перешел в другой мир, где суть человека видна изнутри. Материальный мир — свет солнца, голые деревья, каменистый склон, вытягивающие шеи люди — растаял, как призрачное видение, а пересекающиеся потоки Дара стали ясно ощутимы. Окружающие превратились в меняющиеся сгустки света, Фаун — в пылающий огонь. Даг сам теперь был Даром. Нож в его руке словно ждал силы, которую можно в него заключить, а Крейн… Крейн был темной колышущейся массой, и только кровь его ярко светилась.