Барр совсем сник. Голосом, который, казалось, исходил откуда-то из его колен, он сказал:
— Девчонка с баржи назначила мне свидание… В лесу за Пристанью.
Ледяное молчание, последовавшее за этим признанием, нарушила Амма Оспри.
— Где и когда она тебя пригласила?
— У переправы в Опоссумьей Пристани… вчера днем. — Барр вызывающе обвел взглядом осуждающие лица. — Она прямо горела. Я не думал, что она врет. Ну вы же знаете, как эти крестьянские девчонки иногда вешаются на шею дозорным.
— Предполагается, что вы должны их отваживать, — суровым голосом сказала женщина в юбке.
— 'Оворил же я, что это запа'ня, — мрачно глядя на напарника, заявил Ремо. — А он — «Нет, 'акое 'ыло 'ы 'слишком очевидно!»
Лицо Барра там, где его не покрывали синяки, покраснело.
— Я не просил тебя ходить со мной.
— Ты мой на'арпик. Я 'олжен 'рикрывать 'вою спину.
Барр глубоко вздохнул, потом выдохнул воздух, ничего Ремо не возразив.
— На меня в темноте накинулись шестеро матросов с баржи. У меня никакого оружия не было, у Ремо тоже. Сначала матросы работали кулаками и палками. Потом, когда мне на помощь пришел Ремо и дело повернулось в нашу пользу, один из матросов вытащил нож. Ремо должен был воспользоваться своим ножом, чтобы защититься, — больше у нас ничего не было, кроме голых рук!
— Ты обнажил заряженный разделяющий нож в обычной потасовке. — Голос Аммы Оспри был холоднее и тяжелее зимнего льда.
— Лучше бы я 'рался голыми 'уками, — пробормотал Ремо и добавил совсем тихо; — Или 'одставил шею…
Дагу все было ясно, и он почти жалел об этом. Он смотрел на обломки светлой кости, разложенные на дощатом столе. Сердце у него болело за этих двух молодых глупцов. Обхватив себя правой рукой, он стал ждать, что будет дальше.
— Ну вот мы и добрались до главного, — сказала Амма Оспри. — Почему вообще ты взял с собой прошлой ночью разделяющий нож, хотя знал, что в дозор отправишься только сегодня?
На лице Ремо было написано страдание, не имевшее никакого отношения к синякам.
— Он… он 'ыл новый. Мне его 'олько что 'али. Я хотел 'ривыкнуть к нему…
Картина была ясна. Даг хорошо знал, какое возбуждение и гордость испытывает молодой дозорный, которому в первый раз доверили разделяющий нож. Обычно такая гордость отрезвляла и вместе с личным горем порождала всепоглощающую решимость быть достойным подобного посмертного доверия.
«Ох…»
Даг подумал, что суровая внешность женщин скрывает такие же переживания.
— И тут эти проклятые матросы, эти проклятые фермеры разломали его на куски, — продолжал Барр, и в его голосе зазвенело воспоминание о тогдашней ярости. — Ну и мы оба накинулись на них. Я даже не помню, как это случилось. — Парень коснулся руки на перевязи. — Они струсили и разбежались. Некоторые до сих пор бегут, насколько мне известно.
Это Даг тоже мог себе представить: ярость, ужас, чувство страшной вины привели к такой потере власти над собой, что она ужаснула, должно быть, самих страдальцев не меньше, чем их жертв.
«Дозорный никогда не должен терять власти над собой. Особенно, когда рядом фермеры».
Это вдалбливалось дозорным, но иногда недостаточно глубоко. Ведь когда подобное случалось, плохо приходилось всем: испуганные фермеры платили сторицей.
— Твоя прапрабабка Грейджой не ради такой судьбы поторопилась умереть, — сказала женщина в юбке. — Она могла бы прожить еще несколько месяцев, если бы не боялась умереть во сне.
Лицо Ремо сделалось из красного белым.
— Знаю… — Парень изо всех сил закрывал свой Дар, но тело выдавало его: он дрожал, как при невыносимой физической нагрузке.
— Я собиралась сама отнести обломки твоим родителям, но, пожалуй, это следует сделать тебе.
Ремо закрыл глаза.
— Да, мэм, — прошептал он мертвым голосом. Барр не произнес ни звука.
Амма Оспри показала на Дага.
— Теперь ты, сэр. Как я понимаю, ты вчера был в Опоссумьей Пристани. У тебя есть какая-то информация по этому делу?
Исси уставилась на незнакомца; она должна была знать, что он не переправлялся через реку с прошлого вечера. Бросив взгляд на его протез, она спросила:
— Я тебя знаю, дозорный?
Даг смущенно откашлялся и поднялся.
— Прошу прощения, командир. На самом деле я только что приехал из Глассфорджа и пришел к тебе совсем по другому делу. Впрочем, не думаю, что сейчас для него подходящий момент.
Недовольный взгляд Аммы подтвердил его мнение, но в этот момент Исси щелкнула пальцами.
— Я тебя видела! Ты обычно ездил с Мари Редвинг из лагеря Хикори. Ты ведь ее племянник, верно?
Да, Исси и Мари вполне могли быть ровесницами, знакомыми, даже подругами, кто знает?
— Да, мэм.
Женщина в юбке сказала:
— Но он сказал, что его зовут Даг Блуфилд.
— Я недавно женился, мэм.
— Что это за имя?.. — начала женщина в юбке.
Двое молодых дозорных озадаченно посмотрели друг на друга. Барр выпалил:
— Сэр! Ты не Даг ли Редвинг Хикори, напарник Сауна? Который убил Злого у Глассфорджа — в одиночку?
Даг вздохнул.
— Нет, не в одиночку. — Ну да, эти двое как раз такого возраста и наклонностей, чтобы стать приятелями Сауна, пока тот поправлялся здесь прошлой весной. Даг поморщился при мысли о том, какого рода истории о нем Саун мог рассказывать, чтобы развеять скуку и развлечь новых друзей. Даг видел, как его надежда на анонимность испаряется, словно утренняя роса, под взглядами этих двух пар заинтересованных глаз.
Командир Оспри заморгала.
— Тогда ты также тот Даг Редвинг, который возглавил силы лагеря Хикори в Рейнтри пару месяцев назад и уничтожил ужасного Злого, с которым там никак не могли справиться?
Даг стиснул зубы.
— К тому времени я был уже Дагом Блуфилдом, мэм.
— В последнем отчете Громовержца для дозорных назван командир Даг Редвинг.
Ах вот как распространяются новости… Да, из-за того, что они задержались в Вест-Блю, официальный отчет успел опередить Дага. Громовержец времени не терял.
— Тогда Громовержец назвал меня неправильно, — предположил Даг, — возможно, по привычке. Я восемнадцать лет был под его командой как Даг Редвинг. Я входил в его отряд еще до того как он возглавил всех дозорных лагеря Хикори.
— Э-э… так что же у тебя за дело?
Даг заколебался.
Амма нетерпеливо взмахнула рукой.