Третье важное качество: во хмелю нужно быть веселым – зачем делиться друг с другом дурным настроением? Натэлла подходила идеально. В этом деле, как и во всяком другом, речь не о том, что кто-то кого-то может заменить: никто никого заменить не может. Просто жизнь сделалась немного легче.
Похоже, издательское проклятие распространялось только на 2006 год. В конце января 2007-го я получила от издательства «Файяр» согласие опубликовать рукопись Петрониллы. Я обрадовалась так, как не радовалась тогда, когда «Альбен Мишель» принял мой первый роман. «Не хватает только самого автора, а так все было бы замечательно», – подумала я.
Поскольку в письме от «Файяр» оговаривалось, что необходимо встретиться с мадемуазель Фанто лично, я уже было подумывала нанять какую-нибудь похожую на нее актрису, чтобы та сыграла роль автора, но тут раздался телефонный звонок:
– Это Петронилла.
– Петронилла! Ты звонишь из пустыни?
– Нет, я на вокзале Монпарнас. Приезжай за мной, а то я забыла, как тут все действует.
Я понеслась на вокзал, ожидая увидеть реинкарнацию Лоуренса Аравийского. Цвет лица был темно-коричневый, глаза восторженные, фигура исхудалая, но Петрониллу вполне можно было узнать.
– Привет, птичка.
– Ты сейчас куда? К себе?
– Не знаю. А где я живу?
Пока такси везло нас в Двадцатый округ, я тормошила ее, пытаясь разговорить. Она не рассказывала ничего или почти ничего.
– Сегодня тридцать первое января, – сказала я ей. – Ты уехала больше года назад. Тебе понравилось?
– Более чем. Более чем!
К счастью, у меня был при себе дубликат ее ключей, потому что своих у нее не оказалось. Она с изумлением разглядывала собственную квартиру.
– Так странно спать не под открытым небом.
На полу были навалены счета и прочая корреспонденция, которую консьержка подсовывала под дверь. Петронилла все сгребла и бросила в мусорное ведро.
– А налоги?
– Меня не было во Франции в две тысячи шестом. Если они чем-то недовольны, пусть сажают меня в тюрьму. Я хочу есть. Что едят в этой стране?
В бистро на углу я заказала ей отварную грудинку с чечевицей, чтобы она как-то акклиматизировалась. Затем сообщила важную новость:
– Я нашла издателя для твоей рукописи.
– А-а-а, – ответила она, как если бы это было совершенно естественно.
Я, не забывшая, каких трудов мне это стоило, даже рассердилась. Я попыталась было рассказать об унижениях, которые пришлось претерпеть ради нее. Но оставила эту затею: не стоило открывать ей неприглядные стороны книгоиздания. А не то, почувствовав отвращение, она, чего доброго, вернется обратно в Сахару.
К тому же я ее понимала: то, что ее текст нашел издателя, было вполне естественно.
– А что за рукопись?
– «Я не чувствую своей силы».
– Я не чувствую своей силы. Так оно и есть.
– Тебе нужно ее перечитать. В «Файяр» хотят с тобой встретиться.
– Это не к спеху.
– Как раз к спеху. Я назначила встречу на шестое февраля.
Это было неправдой, но ее равнодушие уже начинало меня раздражать.
Нам принесли тарелки. Петронилла принялась есть чечевицу прямо руками.
– Это уже слишком, – заметила я.
– Туареги, – сказала она, явно думая о чем-то другом.
– Не сомневаюсь. Но шестого февраля, если издатель вдруг вздумает пригласить тебя на обед, воспользуйся все-таки приборами.
Вечером я решительно уложила ее в постель, хотя она предпочла бы растянуться прямо на полу, и позвонила в «Файяр», чтобы назначить встречу на 6 февраля.
Следующие несколько дней я дрожала от страха при мысли о том, что на встрече с издателем Петронилла будет вести себя ужасно.
Вечером после визита в издательство она позвонила мне и уверила, что произвела самое благоприятное впечатление. Поскольку сказать она могла все, что угодно, я спросила, подписала ли она контракт.
– За кого ты меня принимаешь? Конечно. Моя книга выйдет в начале осени, как и твоя.
Я тут же пригласила ее выпить по такому случаю шампанского и с облегчением убедилась, что никакие туареги ее от этого дела не отвадили.
* * *
Пустыня по-прежнему оставалась белым пятном в жизни Петрониллы. Когда я пыталась разговорить ее, она всячески уклонялась от этой темы. Однажды я решила ее спровоцировать:
– Ни в какой Сахаре ты не была. Ты тринадцать месяцев отсиживалась где-нибудь в Лангедоке, в приятном месте.
– Уж в этом случае я бы фонтанировала рассказами о пустыне.
Как-то вечером, когда мы с ней откупорили вторую бутылку великолепного «Дом Рюинар», классического «блан де блан», она призналась мне, что теперь очень плохо спит.
– Это после возвращения, – сказала она. – Не выношу городского гама.
– У тебя не очень шумный квартал.
– По сравнению с Сахарой даже очень. Ты не представляешь, какая там тишина. В пустыне больше всего я любила ночи. Я ставила палатку подальше от туарегов. Если ты не слышал тишину в пустыне, ты не можешь знать, что такое тишина.
– А это не страшно?
– Наоборот, это так успокаивает. Я спала как младенец. Иногда просыпалась по нужде. Песок был такой белый и светился, мне казалось, я иду по снегу. И небо надо мной просто невероятное, тысячи звезд, и все такие огромные и сияющие, как будто это не звезды, а созвездия сто тысяч лет назад. Хотелось плакать от счастья.
– А змеи?
– Я не видела. Утром я присоединялась к каравану. Люди пекли хлеб прямо в песке. Это было чудесно. И зачем я вернулась!
– Чтобы выпить со мной шампанского.
– Проклятая работа.
– Да. Надо держаться.
Хотя Петронилла и не показывала виду, наверное, она радовалась публикации своего романа. Он вызвал восхищение немногих избранных. Среди них был и мой отец.
– Это же воскресший Ницше, – сказал он мне. – Кто автор?
Поразмыслив, я решила, что Патрик Нотомб, которому доводилось разговаривать с вооруженными до зубов мятежниками и пить чай в компании Мао Цзэдуна, готов встретиться с Петрониллой.
Мы поехали к родителям на обед в Брюссель. Мама, которая способна переврать любое название, поздравила гостью с выходом романа «Да пребудет с вами сила».
– Мама, а ты его читала? – тихонько спросила я.
– Да. Правда, я не поняла, о чем это, но все равно замечательно.
Тем временем отец несколько смущенно, но с чувством собственного достоинства объяснял Петронилле, почему ее книга – настоящий шедевр. Похоже, это произвело на нее впечатление. Никогда не видела у нее такого лица.