Когда взбешенный Джервас не прощаясь ушел, она проводила его улыбкой. Но потом призадумалась. А вдруг они нанесли ему такую глубокую рану, что он больше не вернется? Она честно призналась себе, что будет очень сожалеть, если ее опасения сбудутся. В конце концов, они с Джервасом были друзья, и она вовсе не хотела, чтобы старая дружба оборвалась таким образом. Очевидно, и Джервас не собирался порывать с ней. Через два дня, поостыв, он явился снова и в ответ на приветствие: «Рада видеть вас, господин пират!» – благоразумно рассмеялся, расценив ее слова как шутку. Джервас решил поцеловать Маргарет, по давнему обычаю, но она уклонилась, сославшись на его бороду: мол, целоваться с бородатым все равно что обниматься с медведем.
Приняв к сведению это заявление, Джервас явился на следующее утро выбритый, как пуританин, что вызвало у нее приступ смеха; Джервас рассердился, грубо схватил ее и несколько раз поцеловал насильно, просто из злости, чтобы показать, что у него хватит мужества получить желаемое, не унижая себя просьбами.
Наконец он выпустил ее из объятий, готовый повеселиться в свой черед. Но не тут-то было. Маргарет стояла напряженная как струна, еле переводя дыхание; лицо ее побледнело, на скулах выступили красные пятна, золотистые волосы растрепались, а голубые глаза метали молнии. Маргарет молча глядела на него. Он прочел в ее лице лишь оскорбленное достоинство и сдержанную ярость, и это обескуражило его. Джервас понял, что вел себя глупо.
– Клянусь честью, – начала она со зловещей холодностью, – вы, вероятно, полагаете, что находитесь в Сан-Доминго?
– В Сан-Доминго? – повторил он, вникая в тайный смысл слов Маргарет.
– Разумеется, ведь там вы научились обращаться с женщинами подобным образом!
– Я? – Джервас почувствовал себя уязвленным. – Маргарет, клянусь Богом…
Но Маргарет не собиралась слушать клятвы и резко оборвала его:
– Но здесь поместье Тревеньон, а не город, захваченный пиратами, и я – леди Маргарет Тревеньон, а не какая-нибудь несчастная испанка, жертва пиратского набега.
Теперь Джервас, в свой черед, дал волю негодованию:
– Маргарет, как вы могли подумать, что я… что я…
Джервас не находил слов от возмущения. А те, что приходили на ум, не предназначались для ушей женщины. И Маргарет, обнаружив его ахиллесову пяту, метнула в рану стрелу мести:
– За такими привычными ухватками, несомненно, скрывается большой опыт, сэр. Я рада даже ценой оскорбленного достоинства узнать, о чем вы умолчали, бахвалясь своими подвигами перед моим отцом. Вы похвалялись, что многому научились в тех краях. Но на вашем месте я бы поостереглась применять свои навыки в Англии.
Джервас понял по ее намеренно язвительному тону, что она осуждает его безоговорочно и все оправдания и доводы бесполезны. Чтобы оправдаться, нужны доказательства, а где взять доказательства? К тому же Маргарет и не собиралась их выслушивать, оставив его одного, обескураженным и бесконечно униженным. Он решил, что бежать за ней бессмысленно, и вернулся в Арвенак, положив, что произведенное им скверное впечатление со временем сгладится, а ужасные подозрения рассеются.
Но, как оказалось, времени у Джерваса было мало. Не прошло и месяца, как сэр Фрэнсис снова затребовал его в Плимут. В любви Джервасу не везло, но Дрейк прочил его в морские волки, и ему были очень нужны такие люди. Война была неизбежна. Теперь уже никто в этом не сомневался. Огромная флотилия строилась на испанских верфях, а тем временем во Фландрии принц Пармский собирал в кулак отборные воинские части Европы, чтобы начать вторжение в Англию по прибытии флота.
Джервас отправился попрощаться с Маргарет и ее отцом. Лорда Гарта он нашел, как всегда, в библиотеке. Высокий и сухопарый, он сидел, закутавшись в халат, в черной бархатной шапке с наушниками, погруженный, по обыкновению, в ученые размышления. Бездействие Нерона во время пожара Рима показалось бы Джервасу куда более простительным, нежели поглощенность лорда Гарта в такое время научными трактатами тысячелетней давности. Чтобы пробудить его от непатриотичной летаргии, Кросби заговорил об испанском вторжении, как будто оно уже произошло. Но человека, увлеченного космогонической теорией Платона, по которой Земля, Солнце, Луна и все видимые небесные тела – всего лишь песчинки во Вселенной, не заставишь интересоваться такими пустяками, как империи.
Традиции и аристократическое воспитание не позволили графу выказать раздражение, хоть, к его неудовольствию, его оторвали от научных занятий. Он вежливо пробормотал: «Бог в помощь», тем самым положив конец прощанию.
Джервас отправился на поиски графини. Стоял чудесный осенний день, и Маргарет сидела в саду в компании кавалеров. Среди них был красивый бездельник Лайонел Трессилиан. Джерваса беспокоило, что тот зачастил в поместье Тревеньон. Молодой Питер Годолфин приходился Маргарет дальним родственником, но наверняка хотел стать близким. Было там и с полдюжины других любителей побренчать на лютне, в кружевах и лентах, затянутых в модные, узкие в талии камзолы, в коротких, расклешенных на испанский манер штанах. Джервас надеялся, что известие о войне потрясет их, выведя из состояния беспечного легкомысленного довольства собой.
Не обращая внимания на кавалеров, он обрушил новость на Маргарет:
– Я пришел попрощаться, меня вызывает адмирал. Принц Пармский готовит вторжение в Англию.
Известие произвело бы большее впечатление, если бы не дерзкое замечание Годолфина:
– Вероятно, принц Пармский не слышал, что адмирал вызвал мистера Кросби.
Последовал взрыв смеха, однако Маргарет даже не улыбнулась. Это подбодрило Джерваса.
– Он еще услышит, сэр, – парировал Джервас. – Если остающиеся дома джентльмены хотят что-то передать принцу, я постараюсь вручить ему ваши послания.
Джервас с удовольствием повздорил бы с любым из них или со всей компанией. Но они не доставили ему этого удовольствия. Они были слишком хитры, эти лощеные джентльмены, а присутствие Маргарет не позволило ему открыто выразить им свое презрение.
Вскоре он откланялся, и Маргарет зашла вместе с ним в дом. В холодном зале, облицованном серым камнем, она остановилась, и он понял, что пришла пора прощаться. Когда Маргарет подняла глаза, в них была печаль.
– Стало быть, начинается война, Джервас?
– Судя по письмам и срочности вызова – да. Адмирал требует, чтобы я выехал немедленно. Ему нужны люди.
Она положила ему на предплечье руку, прекрасную руку с длинными пальцами. Она казалась беломраморной на темно-красном бархате его камзола.
– Храни вас Бог, Джервас, да поможет Он вам вернуться живым и невредимым, – сказала она.
Обычные слова, приличествующие случаю. Необычным был тон, которым она их произнесла. Он должен был подбодрить Джерваса, хоть он был не робкого десятка, а порой, как мы видели, слишком смел. Он мог поцеловать Маргарет и не заслужить упрека. Но Джервас не догадался. А ведь не воспользоваться поводом, который дает женщина, еще оскорбительнее для нее, чем воспользоваться поводом, который она не дает. И хоть ласковый тон и печаль в глазах Маргарет заставляли сильнее биться его сердце, тревога не оставляла Джерваса.