– Так вот что это за кратер! – воскликнул отец. – В темноте из лимузина он выглядит так, будто кто-то пытался бомбить особняк Форкосиганов и промахнулся. Я еще недоумевал, почему нам об этом не доложили.
– Это не кратер. Это опущенный парк. Просто… просто там еще нет растений.
– Там очень мило, Майлз, – ласково сказала мать. – Я днем прогулялась там. Ручеек и вправду очень красив. Напомнил мне горы.
– В этом-то и состоял замысел, – кивнул Майлз, проигнорировав отцовское бормотание: «…после бомбежки цетагандийцами партизанских позиций…»
Тут Майлз в ужасе резко выпрямился. Не совсем нет растений.
– О Господи! Я так и не сходил посмотреть на ее скеллитум! Пришли лорд Доно с Айвеном – леди Элис рассказала вам о лорде Доно? – и я отвлекся, а потом начался ужин, а потом мне уже не представилось возможности. Кто-нибудь полил?.. Ах ты черт! Неудивительно, что она разозлилась. Я дважды покойник!..
Он буквально растекся в лужицу.
– Итак, позволь мне подвести итог, – медленно проговорила графиня, бесстрастно взирая на сына. – Ты выбрал эту разорившуюся вдову, отчаянно пытающуюся впервые в жизни самостоятельно встать на ноги, и повесил перед ней приманку в виде блестящей карьеры лишь для того, чтобы привязать ее к себе и отсечь от других возможных вариантов замужества.
Поданная в таком виде картинка получалась весьма неприглядной.
– Не… не только, – задохнулся Майлз. – Я просто хотел подтолкнуть ее в нужном направлении. Я и не догадывался даже, что… что этот парк для нее все.
Графиня выпрямилась и посмотрела на него с тем самым пугающим задумчивым выражением, которое появлялось у нее, когда кто-то имел глупость ее заинтересовать.
– Майлз… Ты помнишь тот несчастный инцидент с оруженосцем Эстергази и игрой в кросс-болл? Когда тебе было примерно лет двенадцать?
Майлз не вспоминал об этом годами, но после ее слов воспоминания вернулись – а вместе с ними вернулись стыд и ярость. Оруженосец частенько играл с ним, а иногда с Элен и Айвеном, в кросс-болл на заднем дворе особняка Форкосиганов: не слишком опасная игра, практически безопасная для его хрупких костей, но требующая быстрых рефлексов и хорошего умения рассчитывать время. Он тогда был счастлив, впервые выиграв у взрослого – оруженосца Эстергази. И пришел в бешенство, когда, услышав не предназначенное для его ушей замечание, понял, что исход игры был подстроен. Этот эпизод он с годами забыл. Но не простил.
– Бедняга Эстергази думал, что таким образом поднимет тебе настроение, поскольку ты тогда пребывал в депрессии из-за каких-то неприятностей в школе, – продолжила графиня. – Я до сих пор помню, в каком бешенстве ты был, когда выяснил, что он специально дал тебе выиграть. Мы даже боялись, как бы ты чего-нибудь с собой не сотворил.
– Он украл у меня победу, – признал Майлз, – в точности как если бы сжульничал, чтобы выиграть. И отравил все дальнейшие победы сомнением. Я имел полное право взбеситься.
Мать выжидающе молчала.
И тут до него дошло. Он аж зажмурился.
– Ох не-ет! – приглушенно простонал Майлз в подушку, которую прижал к лицу. – Я сделал с ней это?!
Безжалостные родители предоставили ему переваривать свое озарение, и их молчание било куда сильнее, чем слова.
– Я сделал это с ней! – жалко стонал он.
Похоже, сочувствия не предвиделось. Он прижал подушку к груди.
– О Господи! Именно это я и сделал! Она сама сказала! Сказала, что парк мог бы быть ее подарком. А я лишил ее этой возможности. Тоже. Что совершенно не имело смысла, поскольку она сама только что уволилась… Я думал, она начала со мной спорить. И был так рад, потому что подумал, если она начнет со мной спорить…
– То ты сможешь победить, – сухо закончил граф.
– Э… ага.
– Ох, сынок, – покачал головой граф. – Ох, бедный мой сынок! – Майлз мудро не принял это за сочувствие. – Единственный способ победить в такой войне, это начать с безоговорочной капитуляции.
– Заметь, это относится к вам обоим, – вставила графиня.
– Я пытался сдаться! – жарко запротестовал Майлз. – Но эта женщина пленных не берет! Я пытался заставить ее топтать меня, а она не стала. Она слишком горда, слишком чопорна, слишком, слишком…
– …умна, чтобы опускаться до твоего уровня? – дополнила графиня. – Ну надо же! Кажется, эта Катриона начинает мне нравиться. А меня с ней еще даже толком не познакомили. «Позвольте представить вам… она уходит!» – кажется несколько… усеченным.
Майлз сердито уставился на мать. Но долго не выдержал.
Жалким тоном он сообщил:
– Она прислала мне сегодня по комму все разработанные ею планы парка. Как и обещала. Я установил комм на звуковой сигнал, если от нее что-то придет. И чуть не угробился, когда кинулся к чертовой машинке. А там оказался лишь пакет данных. Даже записки не было. «Сдохни, крыса», было бы куда лучше, чем это… это ничего. – После затравленной паузы его прорвало: – И что мне теперь делать?!
– Это риторический вопрос для пущего драматического эффекта – или ты действительно просишь совета? – ядовито уточнила мать. – Потому что я не намерена впустую сотрясать воздух, если ты не начнешь наконец слушать внимательно.
Майлз открыл рот для гневной реплики – и тут же закрыл. И глянул на отца в поисках поддержки. Но отец лишь указал рукой на мать. Интересно, как это – быть с кем-то настолько единодушным, чтобы понимать чуть ли не телепатически.
У меня никогда не будет шанса это узнать. Если только …
– Я весь внимание, – униженно сказал он.
– Самое… Самая мягкая формулировка, которая приходит мне в голову, это «грубая ошибка», причем с твоей стороны. Ты должен извиниться. Сделай это.
– Но как?! Она совершенно ясно дала понять, что не желает со мной разговаривать!
– Да не лично, Майлз! Помимо прочих соображений, я сильно сомневаюсь, что ты сможешь удержаться от словесного поноса и не угробишь все по-новой.
Да что это со всеми моими родственниками, что они так мало верят в…
– Даже разговор по комму – слишком напористое действие, – продолжила графиня. – А уж личный визит – и того больше.
– С его подходом – безусловно, – пробормотал граф. – Генерал Ромео Форкосиган, ударный отряд из одного человека.
Графиня уничтожающе повела бровью.
– Нужно что-то, больше поддающееся контролю, – продолжила она, обращаясь к Майлзу. – Полагаю, тебе ничего не остается, кроме как написать ей письмо. Короткое и емкое. Я отлично знаю, что унижаться ты не привык, но придется постараться.
– Думаешь, сработает? – В глубине глубокого-глубокого колодца забрезжил огонек надежды.
– Речь не о том, сработает это или нет. Ты не должен впредь замышлять что бы то ни было насчет этой несчастной женщины. Ты извинишься, потому что обязан извиниться, ради ее и твоей чести. Точка. Иначе можешь даже не утруждаться.