– Война – двигатель прогресса.
– А если короче?
– Тут одна птичка ко мне залетела… Почту разносят голуби, а слухи сороки, так вот я не пойму, то ли голубь это был, то ли сорока. То ли правда, то ли слух… Ты каких-то типов задержал, пытаешься доказать, что они на меня работают.
– Не работают, – покачал головой Одинцов. Он, конечно же, понял, о ком шел разговор.
– Ну вот видишь… – слегка расслабился Никиткин.
– Уже не работают… А если работают, то против тебя.
– Неужели против меня что-то сказали?
– Если бы сказали, я бы с тобой не здесь сейчас разговаривал. И не так.
– У‑у, как страшно!
– Бойся… Ты столько дров наломал, что теперь тебе нужно бояться.
– Чего?
– Я на частные уроки не подписывался. Я на казенном содержании и даю казенные уроки. Когда тебя на казенную пайку оформят, тогда и поговорим.
– Зря ты так, Одинцов, зря… – задумчиво проговорил Никиткин. – Если ты думаешь, что это я против Лукомора играю… А ты думаешь.
– Я не думаю, я знаю.
– А доказательства?
– Будут доказательства.
– Роешь ты под меня. Я знаю, что роешь. А ведь мы вместе против Лукомора копать должны.
– И копаем. Вместе. Но по разные стороны песочницы.
– Так я и не претендую на совместные усилия.
– Ты и так со всем отлично справляешься. Лукомор в СИЗО, шансов у него практически нет.
– Тем более. Лукомор – это вчерашний день.
– Так же, как и ты. И ему здесь не место, и… И тем, кто играет так же грязно, как он.
– Клин вышибают клином. Как только Лукомора не станет, в городе наступит тишь да гладь.
– Это не ко мне, это к моему начальству, – усмехнулся Одинцов.
Он знал, о чем говорил. Сам начальник УВД покровительствовал Никиткину. Правда, полковник Саньков осторожничал, на рожон не лез и Максима на откровенный разговор не вызывал. Не те сейчас времена, когда можно было так вот просто закрыть уголовное дело в угоду сильному мира сего. Тем более Сколков и Пинчук попались в милицейской форме, на которую не имели прав, а это само по себе уже резонансное дело. К тому же в городе рыщут «волкодавы» из областного УБОПа, работают следователи из Москвы. Одинцов эксплуатирует их интерес к Никиткину, но, похоже, они об этом не очень догадываются. Если дать им наводку на Фраера, они могут наброситься на него самого. И на Санькова вместе с ним…
Но Саньков понимает, под кого роет майор. Он хоть и осторожничает, но сигнал Фраеру подал, и тот уже в действии. А начал Никиткин с предупредительного разговора, который приподнес на блюдечке с отрытой экскаватором канавой-каемочкой.
– Ну, с твоим начальством я договорюсь. Но мне нужно, чтобы ты угомонился. А то вдруг пустишь следствие по ложному пути.
– Ну да, на Кустарева лукоморские покушались, а не твои, – скривил губы Максим.
– Так и было. А ты пытаешься доказать обратное.
– Я пытаюсь доказать правду.
– Ты пытаешься доказать свою ошибку. Эта твоя ошибка может мне дорого встать, ты меня понимаешь?
– Суд разберется, ошибка это или нет.
– Твоя ошибка может встать мне поперек горла. И мне. И тебе… Ты же видишь, я хочу решить с тобой вопрос по-хорошему…
– Вопрос нужно решать по закону.
– Закон – это дубина о двух концах. Она ведь и тебя ударить может. И тебя… И твоих близких…
Одинцов резко глянул на Никиткина, но тот даже бровью не повел. А родные у Максима были, прежде всего дочь от первого и пока единственного брака. С ней не должно ничего случиться…
– Зря ты об этом сказал, Фраер, – сквозь зубы выдавил он.
Никиткин возмущенно нахмурил брови: не нравилась ему эта кличка. Но Максим нарочно к нему так обратился, чтобы вывести из себя.
– Если с моими родными вдруг что-то случится, ответишь ты.
– Перешел на пустые угрозы? – взяв себя в руки, усмехнулся Никиткин.
– Это не пустые угрозы. Я на преступление пойду, чтобы с тебя спросить. На любое преступление. И спрошу. Очень жестоко спрошу. Я живучий. И руки у меня длинные, надо будет, с того света дотянусь…
Одинцов едва сдерживал себя, он рвался вцепиться в подлеца прямо сейчас, заполняя пространство злой, агрессивной силой. Никиткин уже пожалел о своей угрозе.
– Нервный ты какой-то, майор, то за ствол хватаешься, то на пену исходишь.
– Зря ты про родных сказал. – Максим зажмурился, с силой сжимая кулаки, и стиснул зубы. – Ох и зря… Давай иди отсюда. Прошу, не доводи до греха. – Казалось, еще мгновение, и он взорвется.
– Ну, мы с тобой договорились! – с важным видом, но без всякой уверенности в голосе изрек Никиткин и поспешил исчезнуть.
А Максим остался сидеть в машине, внутри у него все бурлило. В чувство майора привел старший патрульно-постового наряда. К месту подъехали сразу две машины, но Никиткин со своей свитой успел очистить пространство перед канавой. Зато появился трактор с ковшом экскаватора.
Одинцов отпустил патрульных, дождался, когда восстановят проезд, и продолжил путь на своей машине.
Он не дурак, все прекрасно понимал. Не пойдет Сколков на сотрудничество, не сдаст он Никиткина. Похищения не было, за незаконный ствол и поддельное удостоверение он получит максимум четыре года, отбудет половину где-нибудь на поселении с мягким режимом и условно-досрочно выйдет на свободу. И еще денег заработает за свое молчание. А если сдаст Никиткина, то его жизнь превратится в долгое и полное лишений скитание, и это в лучшем случае, если нет, то его зароют где-нибудь под трубопроводным мостом, как это было с Мишей Веселым…
Никиткина сдать мог Леша Татаринов, но как его найти? Не зря же он сбежал, узнав о гибели Веселого. Значит, знал что-то… Но чтобы Татарина допросить, его сначала нужно взять, а с этим проблемы. Розыск пока никаких результатов не дал. Или парень на дно плотно залег, или Никиткин его уже нашел…
Нет у Одинцова улик против Фраера, и не факт, что будут. И еще Саньков дышит в спину… Он и сам, в общем-то, склонялся к тому, чтобы оставить Никиткина в покое. Пусть владеет всем городом, если ему хочется, пусть тешит свое самолюбие, раз в детстве не наигрался. Что с Лукомором он будет Бочаров делить, что без него править бал, в принципе без разницы… Но зачем Фраер вызвал его на этот разговор? Зачем замахнулся на святое?..
Максим заехал в управление, собрал подчиненных, провел совещание и, не извещая о том Санькова, отправился в следственный изолятор, в котором находился Лукомор. Чутье подсказывало, что Фраер нанес удар и в этом направлении. Не переживал он за Лукомора, и не было желания помогать ему, но так вдруг захотелось сломать игру одному самодовольному болвану…