– Смотри, милый, какая она справная, упитанная, – заливалась тетка Любаня, тетешкая на руках куриную тушку, как ненаглядного внучка. – Это тебе не бройлер, который света божьего не видал! Самая сельская курочка! На вольном воздухе росла, чистое зерно клевала, родниковую водичку пила. Экологически чистый продукт. Бери, всегда ко мне приходить будешь. В магазинах-то все синие да квелые, а моя курочка так жирком и переливается, уж так я ее пестовала. Любимица моя была, рябушка!
На самом же деле любимица-рябушка, о которой торговка повествовала едва ли не со слезой в голосе, была залежалым товаром, перекупленным своей хозяйкой у государственных продавцов. Пройдоха Любаня и в самом деле пестовала своих давно упокоившихся с миром питомиц. Она вымачивала их в соде, чтобы избавить тушки от мертвенной синевы и отбить специфический душок, натирала морковным соком для придания приятного желтоватого оттенка и надувала сквозь разрезы через трубочку, чтобы курочка округлилась и окончательно похорошела.
Меня тетка Любаня ни разу не пыталась обмануть, да я и редко что-то покупала у нее, как она ни зазывала – не могла победить отвращения. Но на этот раз уж очень хорош был рубец, лежащий перед ней на прилавке. Я могла бы и не вмешиваться в процесс обведения вокруг пальца наивного покупателя, но неожиданно услышала собственный голос, наставительно произносящий:
– Эта курица никуда не годится. Ты, тетка Любаня, дай человеку настоящую, хорошую птицу.
– А эта чем плоха? – удивился человек в белом костюме.
– Вот именно – чем плоха? – окрысилась на меня Любаня, но тут же демонстративно швырнула несчастную птичку обратно на прилавок и отвернулась. Простофиля-покупатель, видимо, решил не выяснять ненужных ему подробностей, но отходить от прилавка не торопился, смотрел на меня с интересом.
– Чего тебе, Дуняшка? – с некоторой досадой, но все же приветливо спросила меня Любаня. – Рубец? Бери, хороший, правду говорю.
Я расплатилась, уложила рубец в сумку и пошла к выходу. Мужчина последовал за мной.
– Так чем же плоха была та курица? – спросил он, словно ни к кому конкретно не обращаясь.
– Уверены, что хотите это знать?
– Н-нет... Но на будущее...
– На будущее мой вам совет: сожмите тушку в руках. Если она пружинит, как футбольный мяч, значит, продавец надул ее воздухом.
– Как воздухом?
– Да вот так же. Как футбольный мяч, говорю же вам.
– Но зачем? Куры продаются на вес, от этой пластической операции она не станет тяжелее.
– Тяжелее не станет, станет красивей. Кура, нуждающаяся в таком прихорашивании, не лучшего качества. К тому же таких желтых кур не бывает.
– Не бывает? – повторил за мной простофиля.
Он уже начинал меня раздражать, хотя мне и лестно было, что меня, девчонку в коротком сарафанчике, внимательно и покорно слушает такой большой и взрослый мужчина.
– Они же синие. Или белые. Ну, или слегка желтоватые. Тетка Любаня моет кур содой и красит морковным соком, и это еще не так плохо. Здесь есть одна продавщица, которая вымачивает их в «Белизне» и красит апельсиновым «Инвайтом».
– А что такое «Белизна»?
– Это хлорный отбеливатель. Что такое «Инвайт», знаете?
– Знаю.
– Вот и хорошо. Есть еще вопросы?
Мы уже стояли у дверей рынка, нас толкали прохожие.
– Есть, – сказал мой собеседник. Глаза у него были серые, веселые. Он не улыбался, только чуть подрагивал угол жесткого мужского рта. – Что вы собираетесь делать со своей покупкой? Оно такое ужасное. Похоже на заплесневелое вафельное полотенце.
– Это рубец. Выглядит и в самом деле не очень, но если вымыть, очистить, сварить и обжарить с луком – получится очень вкусно. Вы извините, я тороплюсь.
Я сделала шаг на улицу. Жар майского дня навалился на меня, как огромная пуховая перина.
– А может быть, вместо всех этих манипуляций – вымыть, очистить, сварить и зажарить с луком – вы сходите со мной в ресторан поужинать?
Тут мне надо было уходить, уходить молча, уходить не оглядываясь, но тот день, видимо, был днем невозможных поступков и нечаянно произнесенных слов, потому что я сказала:
– Вы ведь даже не знаете, как меня зовут.
– Ну, я и так сегодня узнал очень много нового. И про кур, и про рубец. Пока информации достаточно. Так вы согласны? Тогда сегодня, в восемь вечера, у фонтана.
И указал жестом в сторону площади, где бил фонтан, окутанный тончайшей водяной пылью. Он был, как оазис в пустыне, под ним плескались чумазые цыганята, а над ним нестерпимо сияла радуга. И, засмотревшись на нее, я не успела заметить, как незнакомец ушел, растворился в жарком мареве.
Разумеется, я не собиралась никуда идти, тем более в ресторан, тем более – с незнакомым мне мужчиной. Я готовила рубец и одновременно зубрила ненавистные химические формулы. Но все чаще и чаще посматривала на часы. Часы у нас на кухне были забавные – циферблат в виде тарелки, по которому двигались нож (стрелка минутная) и вилка (стрелка часовая). В тот день мне виделась какая-то ирония в том, как эти стилизованные столовые приборы отрезали кусочки от дня, час за часом, минута за минутой... пока не показали четверть седьмого и я не обнаружила себя стоящей в комнате перед зеркальной дверцей шкафа. Щеки у меня горели, руки лихорадочно убирали рассыпавшиеся волосы в косу, и на мне был мой лучший наряд – комбинезон из шелка цвета аметиста. Пытаясь накраситься, я больно ткнула себе щеточкой от туши в глаз и едва проморгалась.
Вряд ли я осознавала, что делаю. Меня толкало не желание поближе познакомиться с человеком, встретившим на рынке девушку и пригласившим ее на свидание, но даже не полюбопытствовавшим узнать ее имя, – я с трудом могла вспомнить, как он выглядел. Мне запомнился только мятый белый пиджак и кривоватая улыбка твердого рта. Да, и еще серые глаза, – может быть, я даже не узнаю его в толпе, которая всегда толчется в погожие вечера у фонтана. В общем, не интерес к незнакомцу руководил мной, не любопытство толкало сходить на спонтанное и незапланированное свидание, но немотивированное внутреннее «надо», острое и жгучее, как жажда, желание.
Напрасно я думала, что не узнаю его. В толпе у фонтана он выглядел, как орел посреди курятника. Некоторое время я рассматривала его из-за угла, как уличный воришка рассматривает намеченную жертву. От моего внимания не укрылись две модельного вида девицы, со скучающим видом профланировавшие мимо моего кавалера – раз, и второй, и третий. Девицы были чрезвычайно хороши собой, каждая стройней меня в два раза, и незнакомец рассмотрел их с удовольствием, а потом вдруг тронулся с места. Я решила, конечно, что ему надоело меня ждать и он уходит, а значит, можно будет уйти и мне – домой, к учебнику химии, к сковородкам и противням, к дурацким кухонным часам, которые будут отрезать время моей единственной и неповторимой жизни, секунду за секундой, час за часом, день за днем.