– От нас сбежали последние шесть работниц, и мы отправились, чтобы догнать их и вернуть.
– Почему они сбежали? Разве вы плохо о них заботились?
Пленник ничего не ответил.
– Ладно, замнём этот вопрос – для ясности, – сказал Сергей. – Скажи лучше, что послужило непосредственным поводом для побега?
– Никакого повода не было. Но недалеко от Грюненсдорфа мы обнаружили следы пребывания чужого человека. Скорее всего, он наших работниц и увёл. И мы знаем, что с ним было неизвестное нам крупное копытное животное. Подобное Гюнтер и Фридрих видели возле переката, где был бой с кораблём.
– А почему вы решили, что именно он увёл этих женщин? Они могли уйти и сами. Например, из-за того, что им надоело гнуть на вас спину.
– Нет, просто так, одним, им не уйти, одни они бы пропали. Их увёл тот человек. Он был с ними также в лесу возле орешника. Это точно. Мы всё распознали по следам.
– Ладно, Пауль, чтобы вы не били понапрасну ноги, скажу: ни того человека, ни ваших работниц здесь нет. Возвращайтесь лучше в Гросхауз. И не вздумайте охотиться за мной, иначе всем вам придётся пожалеть. Ты заметил, как легко я тебя взял? Так же легко и просто я разделаюсь с остальными. Если вы дадите для этого повод. И перестаньте гоняться за беглянками. Они ушли с моим отцом. Мы с ним этих женщин в обиду не дадим. Придётся вам самим попахать на себя. Это что у тебя? Бинокль? Я забираю его себе. Винтовку, пистолет, подсумки с патронами тоже давай сюда. И без ножа ты пока обойдёшься. Будем считать, что это мои военные трофеи. Ну всё, можешь отправляться к своим. Привет Гюнтеру и Фридриху. Не сердись на меня, что ударил тебя сильнее, чем надо, – понимаешь, чуть-чуть не рассчитал.
* * *
Отпустив незадачливого коммандос, Сергей кликнул лошадь, закрепил на поясе кобуру с пистолетом, перекинул за спину винтовку и повесил на шею бинокль. Когда конь подошёл к нему, он подтянул подпругу и, ухватившись за луку, закинул себя в седло.
– Всё, Орлик, поехали.
Едва он тронулся с места, как за спиной прогремел оглушительный взрыв, по ветвям, стволам деревьев смачными шлепками ударил веер пуль, раздался треск автоматных очередей; несколько раз неприятно просвистело над головой.
«Ай да Пауль! – подумал Сергей. – Быстро же ты сгонял туда и обратно. И хромая нога не помешала». Он пригнулся к холке коня и ударил его поводком. Орлик рванул галопом, и они помчались, продираясь через кусты. На секунду мелькнула мысль, что надо было прикончить хромого, но он тут же отогнал её. «А может, вернуться и разделаться со всеми тремя? Они охотятся за мной, а мне поохотиться за ними. Нет, пусть пока гуляют, не для того я сошёл с корабля, чтобы воевать. Прежде надо отыскать отца. Вот встретимся с ним, тогда решим, что делать с этими настырными коммандос».
Потянулась полоса густых зарослей, и пришлось перейти на шаг. Едва лес расступился, он пустил коня рысью, а затем и в полный карьер.
Однако напрасно он сказал Паулю, что, кроме него, Сержа, в лесу никого нет. Чёрт его потянул за язык! Пусть бы порыскали здесь ещё денёк-другой, а он за это время уж незнамо где был бы… Э, нет, рыскать бы они всё равно не стали. Они уже поняли, что работницы ушли в другом направлении, а его появление только активизирует их. В любом случае коммандос бросились бы за ним вдогонку. Тем более что едет он не куда-нибудь, а в сторону Гросхауза. Сейчас они боятся, как бы он там не наломал дров, и, конечно же, спешат, очень спешат. Их преимущество в том, что они лучше знают местность. Ну а у него надежда на Орлика, на его выносливые ноги.
Лесная чащоба задерживала продвижение, нередко приходилось пускаться в объезд. С наступлением темноты Сергей остановился и, не разжигая костра, устроился на ночлег. На следующее утро он выехал к Дунаю. Потянулась уже известная ему тропа, и передвигаться стало немного легче.
К середине пятого дня Сергей добрался до Дравы и повернул к горам. На закате солнца достиг места, где они с Томасом нашли стреляные гильзы и где с меньшим риском для жизни можно было переправиться на тот берег. На этот раз река выглядела ещё более грозно, чем летом, но молодой человек надеялся на свой рост, а также вес и силу. Когда Орлика начинало сносить, он удерживал его за узду. Переправившись, поднялся наверх по берегу, расседлал коня и пустил пастись.
Всю ночь он пролежал за камнями, держа под прицелом правый берег. Иногда веки его смеживались, и на несколько минут он засыпал. Этого промежутка времени, однако, было недостаточно, чтобы противник успел спуститься к реке и перебраться через неё; придя в себя и прорезав взглядом ночной полумрак, он засыпал вновь и вновь.
Но вот начало светать. К тому времени Сергей почувствовал себя настолько отдохнувшим, что готов был продолжить путь. Орлик же, всю ночь гуляя на лугу, полностью восстановил свои силы.
Последний раз пробежав глазами по противоположному берегу, Сергей сел на коня и поехал опушкой леса. Он знал, что отец с Куртом двигались к Грюненсдорфу прямо через лесной массив, сокращая дорогу, но, в отличие от немца, его родственника по матери, эти края ему не знакомы. В лесу легко пройти мимо посёлка, и лучше было не рисковать. В полдень он увидел между холмами светлые лазурные отрезки большой реки, в которую впадала Драва.
Земли, которые он проезжал, раньше – по словам О’Брайена – занимали разные народы, и плотность населения была такой высокой, что представить даже невозможно. Капитан «Ирландии» приводил цифру, сколько человек было на квадратном километре, и Сергей не переставал удивляться тому, как они ухитрялись поместиться на такой тесной территории и как могли прокормить себя. Сейчас он оставлял за собой километр за километром, и нигде ни одной души. Для него это было естественным явлением – подобное безлюдье было везде, за исключением небольшого кусочка юго-восточного побережья Новой Европы.
Он ехал весь этот день и часть следующего, и наконец за деревьями, на дальней стороне открытого пространства, показались бревенчатые дома, огороженные сплошным высоким забором. Сергей понял, что это и есть тот самый Гросхауз. Потом внизу, в долине, показался и Грюненсдорф. Он не сразу распознал его, настолько низкие примитивные шалаши сливались с окружающей местностью. Приняв влево, он заехал в лес и по охотничьей привычке до последнего момента прикрывался деревьями и кустарником.
В бинокль он долго рассматривал оба поселения, но не обнаружил ничего, что могло бы насторожить его. Все трое коммандос сейчас в лесу, в южной его стороне, которую он проехал, и, кроме двух баб, в Гросхаузе никого нет. А Грюненсдорф вообще полностью опустел, и шалашей-то осталось всего пять, на месте же остальных одни головешки. Правда, Гюнтер в разговоре со своими упоминал, что эти бабёнки, их жёны, умеют неплохо стрелять, но к жилому комплексу можно и не приближаться.
Потянув поводок, Сергей выехал из леса, въехал в узкий проулок между шалашами и двинулся вдоль канавы, очевидно, промытой талыми водами. Ещё раз подивился он той бедности, в которой жили здесь Франц и его соплеменники. Какие приземистые, без окон жилища! Как в них повернуться, готовить пищу, растить детей, помыться, наконец?! Прошло четверть века с момента основания посёлка, а в быту его жителей почти ничего не изменилось! О каком воспитании подрастающего поколения, повышении его культурного уровня можно вести речь в таких условиях! Действительно, здесь не до жиру. Он вспомнил фразу одной грюненсдорфинки на корабле: «Живы были, и слава богу!» Да и выжили-то не все.