Вернувшись к стоянке, Игорь ощипал и выпотрошил её и, нанизав на клюку, поджарил над углями. Мясо птицы оказалось необыкновенно вкусным, и они оставили Цыгану только чисто обглоданные косточки.
В отсутствие Игоря Пётр Васильевич облазил скалы, соседствовавшие с ручьём, и обнаружил пещеру с удобными подступами к ней. Расположена она была достаточно высоко, поэтому морская вода не попадала в неё ни в шторм, ни во время прилива. Пещера была метров двенадцать длиной и до пяти метров шириной. В ней можно было стоять в полный рост, и, что было особенно важно, дым от костра, который они развели под каменным сводом недалеко от входа, шёл не в глубину её, а наружу.
Похвалив отца за столь замечательное открытие, Игорь предложил немедленно переселиться в неё, что и было сделано. Впервые за время скитаний у них была надёжная крыша над головой. Всю ночь шёл сильный дождь, а они жгли костёр, и в их пещере было тепло и сухо.
Неизвестно, какой здесь был климат до катастрофы. Но за те полмесяца, что они продвигались берегом моря, несколько раз пролили щедрые дожди. Травы наливались соками, равнина цвела и благоухала. Воздух звенел от насекомых и был наполнен пением и криками птиц. Не один раз в зарослях кустарника показывалась голова не то оленя, не то ещё какого-то травоядного животного. В заливе же вода кипела от играющей рыбы, берег был напичкан несметным количеством черепашьих яиц, а скалы, нависшие над горловиной, были усеяны птичьими гнездами.
Сперва они думали побыть у залива дня два-три, потом – с неделю. Но по истечении этой недели и залив, и прилегающая к нему равнина так им полюбились, что они решили остаться здесь на неопределённо долгое время.
* * *
Особенно Игоря интересовала охота. Надо было только обзавестись более совершенным, чем дубина, оружием. Он вырезал подходящую ветвь и просушил её настолько, насколько посчитал нужным. От мешка из коровьей шкуры отрезал полосу в ладонь шириной, разрезал её на узкие ремешки и сплёл из них прочную тетиву. Лук был готов. Подыскав несколько тонких прямых веток, он ошкурил их, обрезал до нужной длины, приладил к ним наконечники из острых рыбьих костей и оперил птичьими перьями.
Вооружившись таким образом, он в сопровождении Цыгана отправился на охоту. В детстве стрельба из самодельного лука была одной из его любимых забав, поэтому кое-какой опыт в этом деле у него имелся. Сделав несколько пробных выстрелов, он убедился, что прежняя школа не совсем забыта.
Птицы, поднимаемые Цыганом, взлетали и уносились прочь. Игорь много раз спускал тетиву, но попасть влёт было непросто, и промах следовал за промахом. Иногда стрела всё же пролетала совсем близко от цели, и он надеялся рано или поздно добиться своего.
Ему повезло в тот же день. Он подстрелил птицу, похожую на небольшого индюка, а на обратном пути, уже на подходе к заливу – ещё одну, которая, по его мнению, была не чем иным, как перепёлкой. Время было к обеду. Пётр Васильевич собирался варить черепашьи яйца – больше в его распоряжении ничего не было, – и дичь, принесённая Игорем, оказалась весьма кстати.
Охота стала для него настоящей страстью. Он изготовил другой лук, более тугой. Стрелы стали лететь дальше, и убойная сила их возросла. Наступил день, когда ему удалось ранить какое-то парнокопытное животное размерами с молоденькую козочку. Непродолжительная погоня, ещё выстрел, и бездыханное тело распростёрлось на траве. При виде такого богатого трофея Пётр Васильевич только покачал головой.
Мясо по вкусу напоминало баранину. Обильная свежеприготовленная еда, недолгий послеполуденный сон, и, подхватив лук, Игорь вновь устремился в манившие его заросли равнины.
Пётр же Васильевич вернулся к туше животного. Отделив тянувшиеся вдоль позвоночника сухожилия, он повесил их для просушки. Когда они дошли до нужной кондиции, разъединил их на нитки и сплёл тетиву, которую потом и вручил сыну. Таким способом изготавливали тетивы для луков североамериканские индейцы, об этом он где-то читал. Тетива получилась прочной и не рвалась, хотя Игорь натягивал её изо всех сил.
Шкуру Пётр Васильевич выделал и сшил Игорю мягкую обувь, которую тот окрестил мокасинами; это название прижилось навсегда.
Как-то само собой у них произошло разделение труда. Пётр Васильевич в основном вращался поблизости от пещеры: готовил еду, собирал топливо, ловил рыбу, отыскивал птичьи и черепашьи яйца.
У них осталось несколько горстей семян пшеницы и подсолнечника. Большая часть их сохранила всхожесть. Пётр Васильевич подобрал подходящий участок недалеко от ручья, вскопал его, разровнял и разделил на две грядки. На одной посеял пшеницу, на другой – подсолнечник. Перед посевом замочил семена в воде. Из каждых десяти приблизительно семь дали ростки. Скоро участок зазеленел сильными, здоровыми всходами.
Посевы были особой заботой Петра Васильевича. Ни одного постороннего растения не было на его грядках. Помимо плетня они были окружены вскопанной защитной полосой, и потому отчётливо выделялись на фоне остального зелёного пространства.
Игорь же целыми днями пропадал на равнине. Он всё более искусно владел своим луком, и редко когда его стрела не попадала в цель. Он приносил с собой и птицу, и небольших парнокопытных, и мясо у них не переводилось. Шкуры шли на изготовление постельных принадлежностей, одежды, обуви, различных сумок и ремешков.
Та одежда, в которой они пришли к заливу, уже износилась. Взамен, освободив несколько шкур от ворса, они сшили из них штаны – короткие, выше колен, и куртки – с глубоким вырезом на груди, без рукавов и ворота. Головными уборами стали служить шапочки, пошитые на манер беретов. Одежда получилась лёгкой и удобной, она защищала наиболее уязвимые части тела и от палящих солнечных лучей, и от колючих зарослей, через которые нередко случалось пробираться.
Иногда, чтобы привнести в свою жизнь какое-то разнообразие, Игорь пропускал охоту и оставался с отцом, помогая ему «по хозяйству». Кашеварил вместе с ним, рыхлил и пропалывал посевы, подолгу плавал в заливе. Или лазил по отвесным, Птичьим, как они их называли, скалам, собирая яйца.
Бывало, и Петру Васильевичу наскучивало у пещеры.
– Завтра иду с тобой, – предупреждал он сына и отправлялся с ним в какой-нибудь дальний поход то на юг, то на север равнины. Игорь сделал лук и для него, и Пётр Васильевич не без удовольствия учился искусству стрельбы из этого оружия. Случалось, они уходили на два-три дня и, чтобы не потерять огонь, брали с собой горшок с горящими углями. Питались тем, что добывали на охоте. Порой им не везло, дичь куда-то исчезала, и они оставались без еды и сутки, и двое. Но жизнь на природе закалила их, и они легко переносили короткие периоды голодания.
Бывая на «той» стороне залива, они убедились, что дичи там ничуть не меньше, чем на «их» стороне. Наведывались они и в горы. Как-то, оставив внизу равнину, они вышли к обширным зарослям орешника, плоды которого были гораздо крупнее знакомых им лесных орехов. Пётр Васильевич сказал, что это фундук, питательная ценность которого очень высока. Ядрышки в скорлупках только начинали образовываться, поэтому было решено прийти сюда позже, когда орехи созреют.