Ночь охотник провёл в своём лесном лагере, где они с Тарзаном доели остававшиеся у них куски кабанины. После ужина он долго шорничал при свете костра, изготавливая уздечку и седло, и не лёг спать, пока не закончил всю работу.
* * *
На свой наблюдательный пост охотник прибыл ещё раньше, чем в предыдущий раз. За горами по левую сторону Дуная только-только наметилась полоска рассвета. И шалаши, и жилой комплекс были погружены во тьму, и там царила тишина.
Игорь вспомнил: за всё время наблюдения он не видел ни одной собаки и ни разу не слышал собачьего лая. Значит, собак у коммандос не осталось; без сомнения, они потеряли всех, что имели. Отметив это про себя как положительный факт, он понял, что действовать будет гораздо проще. Охотник не знал ещё, что конкретно собирается предпринять. У него не было никакого плана, а появилось только неуёмное, всё возрастающее желание поломать несправедливые отношения между людьми, вновь насаженные коммандос.
Утро начиналось по, казалось, раз и навсегда заведённому распорядку. Непродолжительные сборы у шалашей, и вот уже рыбачки потянулись к реке, над которой нависли плотные белые клубы тумана. «Какое сегодня число? – стал вспоминать Игорь. – 16 октября. Воздух за ночь выстыл, стал холоднее воды в реке, оттого и туман. Но и вода сейчас тоже ой не тепла».
Отступив в лес, охотник начал спускаться к реке, следуя на некотором расстоянии сзади и сбоку женщин. Иногда за деревьями и кустарником он терял их из виду, но знал, что они идут впереди и слева от него, и продолжал сохранять прежний неторопливый темп движения. Когда женщины вновь показывались в просветах леса, он машинально отмечал правильность своих расчётов.
К реке он вышел почти одновременно с ними. Туман и деревья скрыли рыбачек от его глаз, лишь женские голоса доносились из сырого воздуха. На берегу снимали верхнюю одежду и с приглушённым ожесточением вспоминали коммандос, Гюнтера, и «всю эту чёртову жизнь» вообще. Притаившись за деревом, Игорь слышал их брань, когда они полезли в реку, плеск воды, ахи и охи, потом взрыв негодования и проклятий, когда кто-то упал, оступившись.
– О-о, доннер-веттер! – воскликнула одна из женщин, очевидно, та, что упала. – Вода сегодня ледяная, как в январе.
– А как ты хотела, Марион? – ответил ей другой голос. – В горах уже снег, а водица-то наша оттуда бежит. Какой же ей быть, если не ледяной?
– И так нам полоскаться всю осень, зиму и весну, и только летом вода немного потеплеет.
– Ну, Марион, ты слишком далеко заглядываешь. До лета-то ещё дожить надо. Разве ты забыла, как быстро кончилась Сюзанна? И всего-то она раза два-три искупалась, как ты сейчас.
– Да, бедная Сюзанна! А раньше, когда мы жили под управлением Франца и выборных депутатов, никто не умирал!
– Нашла что вспомнить! Сколько лет с той поры минуло! Действительно, никто не умирал, не считая несчастного случая с Отто и Ральфом, когда их в бурю задавило деревом. Не умирали, потому что Франц, Дитрих и Йозеф берегли людей.
– Ах, Гретхен, разве забудешь их – не начальники были, а верные наперсники! И словом помогали, и делом – каждому, кому случалось попасть в какой-нибудь переплёт! На себя же брали самое трудное. И вот Йозефа давно нет в живых, Франц же и Дитрих бежали вместе со всей деревней. Как мне хотелось, чтобы они ушли от погони! Но нет, не суждено было! Гюнтер и Пауль говорят, что никого в живых не осталось, всех перебили: и наших, и пришельцев, которые как-то причастны к побегу.
– Ты переживаешь за беглецов, однако забываешь, что Хорст, твой муж, погиб во время погони за ними.
– Мой муж, нашла что сказать! Сволочь он был, подлая скотина, а не муж. Каждый день бил меня и оскорблял самыми грязными словами. И всё за то, что до замужества мне нравился Эгон. Ну раз мне нравится другой, а я прямо говорила об этом, не надо было брать меня в жёны! Нет, Хорст побоями заставил меня подчиниться и не переставал бить до последнего. Меня всегда тошнило от него, от одного его вида.
– Но сейчас его нет в живых, и потому ты оказалась здесь и у тебя коченеют и руки и ноги.
– Как и у тебя, Гретхен. Но лучше торчать в реке, чем быть рядом с этими сквернавцами.
– Ты права. Не случайно Илона рыбачит с нами, лишь бы поменьше видеть Гюнтера. Он побоями отваживает её от нас, а она всё с нами, он её побоями, а она… На вид – ангел, а упёртая, каких поискать!
– Я понимаю её. Эх, как я жалею, что не удалось уйти тогда с Францем, Эгоном и другими; пусть бы я только день ещё пожила или два, но зато на свободе! Вот только мой Максик… – голос рыбачки дрогнул.
– Может, не день, а многие годы! Помнишь, Марион, что рассказывала Илона?
– Это ты о разговоре Гюнтера и Фридриха, который она подслушала?
– Да. По её словам выходит, что не всё у коммандос получилось: корабль, который они обстреливали, остался цел, и возможно, вместе с ним уцелели и большинство беглецов.
– Ну она сама толком не поняла, как там было, да и расслышала-то она всего два-три слова. Её застукали у двери, и Гюнтер дал ей такую взбучку, что у неё, считай, всю память отшибло. Ох-хо-хо, жизнь наша собачья!.. Ладно, Гретти, ты давай отсюда, а я пройду на ту сторону.
Из тумана появилась женская фигура. Вот женщина приблизилась и, остановившись в нескольких шагах от Игоря, начала разоблачаться. В одном исподнем, лишь слегка прикрывавшем грудь и бёдра, она полезла в воду и, пройдя немного, стала выбирать сеть. Она была удивительно хороша и лицом, и телом. «И такая красота будет загублена тяжёлой, изнурительной работой!» – с негодованием подумал Игорь. От недавней его невозмутимости не осталось и следа. В голову ударила волна ненависти к хозяевам жилого комплекса.
Охотник предположил, что женщина – это та самая Илона, о которой в тумане упоминали рыбачки. О ней же рассказывал ему Курт, и её он видел в бинокль, когда она входила в один из домов Гросхауза.
Туман несколько рассеялся, и было видно, как она работает. Приподняв из воды часть сети, она высвобождала застрявшую в ячейках рыбу и отправляла её в продолговатый кузов из ивовых прутьев, висевший на спине. Затем делала шаг, другой и приподнимала следующую часть снасти.
Но вот работа не заладилась: сеть, видимо, за что-то зацепилась и никак не поддавалась, несмотря на все старания. Не справившись с ней, Илона вернулась на берег, сняла со спины кузов и снова вошла в воду, перебирая руками верхнюю кромку снасти. «Сейчас ей придётся окунуться с головой, чтобы освободить зацеп», – подумал Игорь.
Несколько мгновений – и, сбросив с себя одежду, он устремился к женщине. Охотник старался двигаться бесшумно, и его приближение рыбачка почувствовала только возле самого зацепа. Она оглянулась, и глаза её вопросительно расширились; затем чудесная нимфа сделала шаг назад.
Игорь улыбнулся, стараясь придать своему лицу самое благожелательное выражение.
– Не бойтесь меня, – тихо, одними губами проговорил он и тут же погрузился в воду, стараясь освободить нижнюю часть сети. Руки нащупали корягу; секунда, другая – и снасть свободна.