Тому пришлось выйти.
Петер в упор смотрел на Харальда и молчал.
– Что ты задумал? – не выдержал Харальд.
Петер улыбнулся.
– Пожалуй, отвезу-ка я тебя в школу.
* * *
На территорию Янсборгской школы они въехали в полицейском «бьюике»: за рулем – полицейский в форме, на заднем сиденье – Харальд, как заключенный.
Полуденное солнце весело освещало школьные лужайки и старые здания из красного кирпича. Завидев их, Харальд ощутил укол сожаления: где она, та простая, безопасная жизнь, какой он жил здесь последние семь лет? Как ни обернись дело сегодня, недолго этому привычному, надежному месту быть ему домом.
Совсем другие чувства вызвало это место у Петера Флемминга. Адресуясь шоферу, он кисло пробурчал:
– Вот тут и выращивают наших правителей.
– Да, господин инспектор, – равнодушно отозвался шофер.
Была как раз перемена, когда школа почти в полном составе жевала свои бутерброды на свежем воздухе, так что многие могли наблюдать, как «бьюик» подкатил к зданию дирекции и из него выбрался Харальд.
Петер предъявил секретарше удостоверение, и их с Харальдом немедленно провели в кабинет Хейса.
Харальд не знал, что и думать. Вроде бы Петер не собирался передавать его в гестапо, чего он боялся сильнее всего. Обольщаться не стоило, но были все основания полагать, что Петер видит в нем шкодливого школьника, а не участника датского Сопротивления. В кои-то веки приходилось радоваться, что к тебе относятся как к мальчишке, а не как к взрослому.
«В таком случае куда он клонит?» – терзался раздумьями Харальд.
Они вошли. Хейс поднялся навстречу, вывинтив из-за стола свое длинное тело, и с тревогой уставился на них сквозь очки, сидящие на горбинке носа.
– Олафсен? Что случилось?
Петер не позволил Харальду ответить. Ткнув в него большим пальцем, он грозно спросил Хейса:
– Это ваш?
Благовоспитанный Хейс поморщился, как от удара.
– Олафсен наш ученик, да.
– Прошлой ночью его задержали за порчу немецкого военного имущества.
Харальд понял: Петеру доставляет удовольствие унижать Хейса, он намерен продолжать в том же духе.
– Мне прискорбно слышать, – помертвел Хейс.
– Кроме того, он был пьян.
– Этого еще не хватало…
– Полиция пока не решила, что с ним делать.
– Не уверен, что…
– Честно говоря, мы предпочли бы не наказывать мальчишку за детскую выходку.
– О, я рад это слышать…
– Но, с другой стороны, проступок не должен остаться без наказания.
– Согласен.
– Помимо всего прочего, нашим немецким друзьям будет приятно узнать, что с нарушителем обошлись строго.
– Разумеется…
Харальду было и жаль Хейса, и в то же время противно, что тот мямля. Пока что он только и делал, что поддакивал наглому Флеммингу.
– Таким образом, выбор за вами, – продолжил Петер.
– Да? В каком смысле?
– Если мы отпустим Олафсена, вы отчислите его из школы?
«Вот теперь стало ясно, куда он клонит. Хочет, чтобы мой проступок стал достоянием гласности. Его главная цель – унизить всех Олафсенов. Арест ученика Янсборгской школы попадет в газеты, поднимется шум. Пострадает репутация Хейса, но пуще всех достанется моим родителям. Отец взорвется вулканом, мама будет безутешна».
Однако важнее, на взгляд Харальда, было то, что вражда Петера к Олафсенам притупила его полицейский инстинкт. Он так возликовал, подловив одного из Олафсенов на пьянстве, что проглядел более серьезное преступление. Даже не подумал, не простирается ли неприязнь Харальда к нацистам дальше, чем оскорбительные шутки на стенах, не дошло ли дело до шпионажа. Похоже, злорадство Петера спасло Харальду жизнь.
Хейс впервые попытался возразить.
– Исключение, на мой взгляд, – слишком жестокая мера…
– Не такая жестокая, как суд и, вполне возможно, тюремный приговор.
– Не такая, действительно.
Харальд не участвовал в разговоре, потому что не видел способа как-нибудь добиться того, чтобы инцидент остался тайной. Он утешался мыслью, что избежал застенков гестапо. По сравнению с этим любое наказание – ерунда.
– До конца учебного года осталось совсем недолго. Если исключить, он пропустит не много.
– И все-таки это будет ему уроком.
– В общем, несколько формальным, учитывая, что до выпуска всего пара недель.
– Однако же немцы будут довольны.
– Правда? Это, разумеется, важно.
– Если вы дадите мне честное слово, что Олафсена отчислят, я освобожу его из-под стражи. В противном случае придется везти его назад в полицейское управление.
Хейс виновато глянул на Харальда.
– Похоже, у школы нет выбора, не так ли?
– Да, господин директор.
Хейс перевел взгляд на Петера.
– Что ж, ничего не поделаешь. Я отчислю его.
– Рад, что мы пришли к разумному соглашению. – Петер довольно улыбнулся. – Держись подальше от неприятностей, юный Харальд, – произнес он нравоучительным тоном и поднялся.
Харальд отвел глаза.
Петер и Хейс попрощались за руку.
– Что ж, благодарю вас, инспектор, – сказал Хейс.
– Рад помочь, – откланялся Петер.
Харальд перевел дух. Фу, вроде бы обошлось. Дома ему, что и говорить, устроят головомойку, но главное, что эта дурацкая выходка не навредит Поулю Кирке и Сопротивлению.
– Случилось ужасное, Олафсен, – промямлил Хейс.
– Понимаю, вел себя как дурак…
– Я не об этом. По-моему, ты знаком с двоюродным братом Мадса Кирке.
– С Поулем? Да. – Харальд опять насторожился. Неужели Хейс прознал про его связь с Сопротивлением? – А что такое?
– Он попал в авиакатастрофу.
– Господи! Да я летал с ним только несколько дней назад!
– Это произошло вчера вечером в летной школе…
– И что?!
– Мне очень жаль, но Поуль Кирке погиб.
– Погиб? – надтреснутым голосом переспросил Герберт Вуди. – Как он мог погибнуть?
– Его «тайгер мот» разбился, – сердито отозвалась Хермия, у которой от слез щипало глаза.
– Чертов олух, – брюзгливо прогудел Вуди. – Поставил все под угрозу.
Хермию даже передернуло.