«По сути, – поняла она вдруг, – похороны меня задержат».
Придется пережидать обычную печальную суету: соседки будут готовить еду на кухне, прихожане – расставлять цветы в церкви, организатор похорон – нервничать, все ли идет как надо и кто именно понесет гроб. Все разойдутся только после того, как выпьют чаю с печеньем, оставив близких покойного с их горем.
«Значит, сейчас надо убить время, соблюдая осторожность. Если Харальд передаст пленку сегодня, утром успею на первый поезд до Копенгагена, вечером переправлюсь на Борнхольм, в Швеции окажусь на следующий день и через двенадцать часов, за два дня до полнолуния, попаду в Лондон. Стоит потерпеть несколько часов».
Сойдя с парома на Санде, Хермия направилась к гостинице. Войти внутрь было бы неразумно: вдруг кто-то узнает, – поэтому она побрела по пляжу. Нельзя сказать, что погода располагала к загару – по небу бежали облака, с моря дул ветер, было прохладно, – но в воде виднелись старомодные, в полоску, купальные кабинки и отдыхающие плескались в волнах, посиживали на песке. Отыскав укромную впадинку в дюнах, Хермия устроилась там, подальше от глаз, и сидела, пока не начался прилив и лошадь, приведенная из гостиницы, не перетащила кабинки повыше на пляж.
«Последние две недели я только тем и занимаюсь, что сижу и жду!»
В третий раз она видела родителей Арне, когда они наведались в Копенгаген, где не были десять лет. Арне повел всех в сад Тиволи. Он был сама веселость и очарование, шутил с официантками, смешил мать, даже разговорил своего кислого отца так, что и тот пустился в воспоминания о школьных годах, проведенных в Янсборге. А вскоре, и месяца не прошло, в страну вторглись нацисты, и Хермии пришлось бежать, с позором, считала она, в закупоренном вагоне, в компании дипломатов из стран, враждебных Германии.
И вот теперь она снова здесь, по шпионскому делу. Рискует жизнью, навлекает смерть на других.
В полпятого она вышла из своего укрытия. Дом пастора в шести километрах от гостиницы, бодрым шагом – это два часа с лишним, значит, в семь она окажется там. К тому времени, считала Хермия, гости разойдутся, и Харальд с родителями будет тихо сидеть на кухне.
Пляж не был безлюдным, несколько раз ей встречались гуляющие. Хермия обходила их стороной: пусть думают, что она не в настроении.
Наконец вдали показались приземистые очертания церкви и пасторского дома. При мысли о том, что тут жил Арне, у нее опять навернулись слезы. Людей поблизости не было. Подойдя ближе, на маленьком кладбище она заметила свежий холмик.
С разрывающимся сердцем пройдя через церковный двор, Хермия остановилась у могилы своего жениха. Сняла темные очки. Цветы лежали холмом. Люди всегда несут на похороны много цветов, особенно когда умирает кто-то молодой. Эта мысль ее почему-то добила. Она зарыдала, упала на колени, вцепилась руками в землю, под которой лежал сильный, прекрасный Арне.
«Я усомнилась в тебе, – винилась она, – а ты оказался самым смелым из нас…»
Но вот слезы кончились и она тяжело поднялась на ноги. Промокнула лицо рукавом. У нее дел невпроворот. Повернулась, чтобы уйти, и заметила высокую худую фигуру отца Арне. Он стоял в нескольких шагах, смотрел на нее. Подошел неслышно и ждал, когда Хермия выплачется.
– Хермия, – произнес он. – Благослови тебя Бог.
– Спасибо, пастор. – Хотелось обнять его, но она не решилась, просто пожала руку.
– Ты опоздала на похороны.
– Я нарочно. Нельзя, чтобы меня видели.
– Тогда пойдем в дом.
Хермия пошла за ним по жесткой траве. Фру Олафсен была в кухне, в кои-то веки не у раковины, сидела за кухонным столом в черном платье и шляпке. Видимо, соседки прибрались после поминок, вымыли всю посуду. Завидев Хермию, мать Арне разрыдалась.
Они обнялись, но Хермия сделала это вполсердца. Того, кто ей нужен, в комнате не было. Как только представилась возможность, она сказала:
– Я надеялась застать здесь Харальда.
– Его тут нет, – вздохнула фру Олафсен.
Хермию охватило ужасное предчувствие, что все это долгое и опасное путешествие предпринято зря.
– Разве он не приехал на похороны?
Мать покачала головой. Стараясь справиться с нетерпением, Хермия поинтересовалась:
– Так где же он?
– Присядь-ка, – подал голос пастор.
Хермия призвала на помощь выдержку. Пастор привык, чтобы ему подчинялись. Если прекословить, ничего не добьешься.
– Выпьешь чашку чаю? – предложила фру Олафсен. – Правда, не настоящий, конечно…
– Да, с удовольствием.
– А бутерброд съешь? Тут еще много осталось.
– Нет, спасибо. – Хермия, у которой весь день крошки во рту не было, даже думать о еде не могла. – Но где же Харальд?
– Мы не знаем, – ответил пастор.
– Как такое возможно?
Пастор, небывалое дело, смутился.
– Мы с Харальдом обменялись резкими словами, я в упрямстве не уступил ему. С тех пор Господь послал мне напоминание о том, как драгоценно время, которое человек проводит с сыновьями. – По щеке его скатилась слеза. – Харальд покинул дом в гневе, отказался сообщить, куда направляется. Через пять дней вернулся, всего на несколько часов, и мы в некотором роде примирились. В тот раз он сказал матери, что погостит у одноклассника, но когда мы туда позвонили, его там не оказалось.
– Думаете, он все еще обижен на вас?
– Нет, – покачал головой пастор. – То есть, конечно, это не исключено, но прячется он не поэтому.
– Что вы имеете в виду?
– Сын соседа, Акселя Флемминга, служит в полиции в Копенгагене.
– Помню, – кивнула Хермия. – Петер Флемминг.
– Ему хватило совести явиться на похороны! – с несвойственной ей горечью вставила фру Олафсен.
– Петер утверждает, что Арне шпионил на Англию, а Харальд продолжает то, что он не доделал.
– Вот как?
– Ты, похоже, не удивлена.
– Не буду лукавить, – призналась Хермия, – Петер прав. Я попросила Арне сфотографировать военную базу, которая расположена тут, на острове. Пленка сейчас у Харальда.
– Как ты могла! – воскликнула фру Олафсен. – Из-за этого мы потеряли сына, а ты – жениха!
– Простите меня! – прошептала Хермия.
– Идет война, Лисбет, – одернул жену пастор. – Много молодежи погибло, сопротивляясь нацистам. Разве это вина Хермии?
– Мне непременно нужно забрать пленку у Харальда, – вздохнула Хермия. – Мне надо его найти. Неужели вы мне не поможете?
– Я не могу потерять второго сына! Я этого не вынесу! – простонала мать.
Пастор взял ее за руку.
– Арне боролся с нацистами. Если Хермия и Харальд смогут закончить то, что он начал, тогда наш сын погиб не напрасно. Мы должны помочь.