Я слушаю его, внутренне негодуя, но в то же время соглашаясь со всеми его доводами. Я знаю, что он прав. Он лишь произнес то, что у всех нас на уме. Мы попали в ситуацию, выхода из которой нет. Мы ничего не можем сделать, кроме как смотреть, как она умирает. Мне хочется закричать.
– Не то чтобы я хотел сидеть сложа руки, – говорит он. – Нам нужно двигаться вперед, Достать оружие. Патроны. Еду. Много еды. Вещи. И топливо. Но у нас нет выбора. Нам нужно переждать шторм.
Я смотрю на него.
– Ты уверен, что мы найдем то место, что мы ищем в Канаде? – спрашиваю я. – Что, если его не существует?
Он хмурится, глядя на огонь.
– Если у тебя есть вариант получше, куда нам ехать – говори. Я остановлюсь, как только найдется место с едой и всем необходимым. Я могу даже остаться там жить, черт подери. Но я такого места не встречал. А ты?
Медленно и с неохотой я качаю головой.
– Пока мы не найдем, будем продолжать движение – вот, что я думаю. Мне не нужен рай, – говорит он. – Но я не поселюсь на пустыре.
Неожиданно меня снова одолевает любопытство о личности Логана, о том, откуда в нем такой инстинкт выживания. Откуда он сам. Как пришел к такой жизни.
– Где ты был до всего этого? – спрашиваю я тихо.
Он впервые отрывает взгляд от костра и смотрит мне прямо в глаза. Затем отворачивается. Одна половина меня хочет с ним поближе познакомиться, в то время как другая сомневается. Я все еще не уверена, что мне о нем думать. Конечно, я ему многим обязана. И он обязан мне. Вот и все. Мы нужны друг другу, чтобы выжить. Но мы бы никогда не стали общаться в другой ситуации. Мне так кажется.
– Почему тебя это интересует? – спрашивает он.
В этом весь он – всегда настороже.
– Просто хочется знать.
Он снова смотрит на огонь; проходит еще минута. Дрова трещат и вспыхивают, и я решаю, что он уже не ответит. Наконец, он начинает говорить.
– Джерси.
Он глубоко вздыхает.
– Когда развязалась Гражданская война, я пошел в армию. Как и все. Я прошел полный курс молодого бойца. После этого я понял, что сражаюсь на чужой войне. Войне политиков. Я не хотел в этом участвовать. Мы просто убивали друг друга. Это было так глупо. Просто смерть безо всяких причин.
Он медлит.
– Потом скинули бомбы и всю мою часть разнесло на кусочки. Мне повезло: когда это случилось, я был под землей. Я выбрался и отправился домой, к семье. Я знал, что мне нужно вернуться и защитить их.
Он делает паузу и глубоко вздыхает.
– Когда я пришел домой, мои родители были мертвы.
Он делает долгую паузу.
– Они оставили записку, – говорит он и медлит. – Они убили друг друга.
Он смотрит на меня, его глаза заблестели.
– Думаю, они поняли, куда катится мир, и не захотели быть его частью.
Его рассказ ошеломляет меня. Я чувствую тяжесть в груди. Не могу представить, через что ему пришлось пройти. Неудивительно, что он теперь никому не доверяет.
– Мне так жаль, – говорю я. Теперь я жалею, что стала его расспрашивать. Мне кажется, будто я подсматриваю.
– Мне больше было жаль моего младшего брата, чем себя, – говорит он. – Ему было десять лет. Я нашел его дома, он прятался. Он был ранен. Но выжил. Не знаю, как. Я хотел увести его куда-нибудь, когда пришли охотники за головами. Они окружили нас, их было намного больше. Я начал драку и убил многих из них. Но я ничего не мог поделать. Их было слишком много.
– Они заключили со мной сделку: они отпустят моего брата, если я присоединюсь к ним. Они сказали, что мне не придется никого похищать – лишь охранять арену.
Он делает долгую паузу.
– Я пошел на это. Я хотел, чтобы мой брат выжил. Кроме того, я слышал, что Первая Арена далеко не самая худшая из всех.
От этой мысли у меня начинается паника: я и не думала, что где-то может быть хуже, чем там.
– Разве это возможно? – спрашиваю я.
Он трясет головой: «Теперь возможны самые разные ужасы, – отвечает он. – Банды. Каннибалы. Мутанты. И другие арены, по сравнению с которыми Первая – ничто».
Он вздыхает.
– Так или иначе, я дал брату два полностью заряженных пистолета, запас еды на две недели и свой мотоцикл и отправил его по трассе № 80 на запад. Я сказал ему ехать в дом нашего дяди Джека, в Огайо, если тот еще был на месте. По крайней мере, это была какая-то цель. Я убедился, что он выехал на трассу и поехал в правильном направлении. Это был последний раз, когда я его видел.
Он опять вздыхает.
– Охотники забрали меня и сделали одним из них, так что я охранял Арену. В течение многих месяцев каждую ночь я смотрел на игры. Они сводили меня с ума. Я видел, как люди приходили и умирали каждую ночь. Но я никогда не видел, чтобы кто-то выбрался живым. Никогда. Пока не появилась ты.
Он смотрит на меня.
– Ты была единственной.
Я в удивлении смотрю на него в ответ.
– Когда я увидел, как ты дерешься, я понял, что мое время пришло. Нужно было выбираться с этого места. И нужно было сделать все, чтобы помочь тебе.
Я стала вспоминать ту ночь и как я впервые встретила его, как благодарна была ему за то, что он нам помог. Я вспомнила, как мы ехали по городу, как он выхаживал меня, когда я заболела, и мою ему за то признательность.
– Ты мне сказал тогда кое-что, – говорю я. – Я спросила, почему ты это сделал. Почему помог мне. И ты сказал, что я кого-то тебе напоминаю, – я смотрю на него, мое сердце стучит. Я ждала возможности спросить об этом целую вечность. – Кого?
Он снова смотрит на пламя. Он молчит так долго, что, кажется, уже никогда не ответит.
Наконец, он тихо произносит: «Мою девушку».
Это ставит меня в тупик. Почему-то я не могу представить Логана с девушкой. Я скорее представляю его в военных бараках. Меня также шокирует, что я ему напоминаю ее. У меня появляется миллион вопросов. Кем она была? Выглядела ли она, как я? Поэтому он спас меня? Видит ли он ее, глядя на меня? Или я ему действительно нравлюсь?
Но вместо этого, я собираю все мужество и задаю единственный вопрос: «Что с ней произошло?»
Он медленно качает головой: «Она умерла».
Я задаю слишком много вопросов. В другое время, в другом месте они были бы безобидными, но мы живем отнюдь не в простое время, здесь и сейчас даже самые невинные вопросы ведут к убийственным ответам. Мне следовало запомнить это еще давно: лучше никого ни о чем не спрашивать. Лучше просто жить в тишине, в пустоши. Лучше вообще не разговаривать.
Я открываю глаза и смотрю по сторонам, стараясь понять, где нахожусь. Я сижу, отклонившись на каменную стену пещеры, и, когда я смотрю по сторонам, я вижу, что все лежат вокруг костра в глубоком сне. Что-то не так.