Теперь я также понял, почему царь Нимрод так гордится сотней убитых им быков и почему минойцы избрали зубра символом и гербом своего государства.
Я склонился над тушей, испытывая уважение к столь грозному противнику и понимая, как близок был к смерти. Снял с рогов окровавленную хламиду Вааги, сложил и сунул под мышку. Потом встал и, прежде чем отвернуться, приветствовал мертвого зверя, вскинув кулак. Соперник был достоин моих стрел.
Я вернулся туда, где лежало тело храброго Вааги, вытер кровь с его лица и завернул Ваагу в его же хламиду. Потом взвалил его на плечо, вскарабкался на одно из деревьев до развилки и зажал там тело, достаточно высоко, чтобы до него не добрались стервятники, пока я не устрою ему подобающее погребение.
Сидя рядом с ним на дереве, я произнес короткую молитву, вверяя его тому божеству, в которое верил Ваага. Потом спустился на землю.
Когда я коснулся ногами земли, они задрожали так сильно, что я едва не упал. Ухватившись за ствол, я удержался на ногах. Но и дерево словно пришло в волнение, его ветви как бы закачались. Я поднял голову: в лицо мне устремился поток листьев и веток. Я испугался, как бы качка не сбросила тело Вааги, но я надежно закрепил его.
Лес вокруг меня шатало. Саму гору пронизывала дрожь. Послышался гулкий рев, и я взглянул на гору Ида; в этот миг от гранитного утеса оторвался огромный камень и покатился в долину.
Лошади запаниковали. Они мотали головами и рвались, пытаясь оборвать привязь. Я пошел к ним по дрожащей земле. Успокаивая, заговорил с ними, стал их гладить. Я умею обращаться с лошадьми – вообще с любыми животными и птицами, и мне удалось успокоить их и заставить лечь на землю, чтобы они не убежали и не поранились, падая.
Потом я посмотрел на север, за гавань Кносса и полоску моря на двойную вершину вулкана Кроноса.
Бог был в ярости. Он старался сбросить цепи, которыми сковал его сын Зевс. Его рев оглушал даже на расстоянии. Дым, пар и огонь вырывались из подземной темницы, заволакивая северный горизонт. Я видел, как в небо взлетали камни размером с городские дома.
Перед лицом такого катастрофического гнева я почувствовал себя ничтожным, слабым и беспомощным. Даже Гелиос-солнце скрыл от нас свой лик. Тьма отчаяния опустилась на мир. Сама земля дрожала от страха. В воздухе пахло серой.
Я сел рядом с лошадьми и закрыл лицо руками. Даже я испугался. Это был набожный и благочестивый ужас. На этой земле нет места, где можно было бы спастись от гнева богов.
Я убил чудовищную тварь, второе «я» бога. И Кронос обрушил на меня свой гнев за это святотатственное преступление.
Целый час и другой бог гневался, но, когда солнце достигло зенита, гнев его иссяк так же внезапно, как начался. Сернистые облака рассеялись, гора утихла, и на землю вернулся мир.
Я поднял лошадей, сел верхом и повел вереницу запасных животных вниз по склону, выбирая дорогу среди упавших ветвей и небольших оползней, сброшенных богом с горы.
Три дня назад я отправил Зарасу распоряжение ждать моего прибытия. Задолго до того как я достиг порта Кримад, я увидел поднимающихся ко мне по тропе Зараса и Гуи. Они узнали меня издалека и с криками облегчения пустили лошадей галопом. Оказавшись рядом со мной, они остановили лошадей, спрыгнули на землю и, едва не стащив меня с седла, по очереди обняли меня. Клянусь моей любовью к Гору и Хатор, когда Зарас выпустил меня из медвежьих объятий, он сказал мне со слезами на глазах:
– Мы были уверены, что наконец избавились от тебя. Но даже Кронос не смог сделать этого для нас.
Конечно, мои глаза оставались сухими, но я порадовался, что никто больше не видит такого жалкого поведения.
– Минойские корабли пришли в Кримад? – попробовал я вернуться к разумному разговору.
– Нет, господин. – Зарас сумел стереть улыбку с лица. Он указал на морской горизонт. – Как видишь, землетрясение привело море в ярость. Почти несомненно корабли сбились с курса. Я думаю, это задержит их на несколько дней.
– Как перенесла бурю наша флотилия?
Пока мы спускались с горы к городу, я тщательно обсудил все вопросы, связанные с морем. Я делал вид, что не замечаю жестов, которые делал Гуи Зарасу, и его столь же незаметного отказа их принимать. Однако когда мы подъехали к гавани Кримада, Гуи больше не мог сдерживаться и, корчась от смущения, выпалил:
– Мы гадаем, не принес ли ты нам вестей, господин.
– Вестей? – Я нахмурился. – От кого ты ждешь вестей?
– Может, из дворца…
Он замолчал.
– Ты ожидаешь вестей от Верховного Миноса? – Я сделал вид, что не понимаю. Однако они смотрели умоляюще, жалобно, и я вопреки здравому смыслу сказал: – Вестей нет, но вы, вероятно, слышали, что царевны Техути и Беката вышли за минойского правителя и благополучно поселились в царском гареме. Вы оба выполнили свой долг и заслужили благодарность и награду. Как только будет можно, я сообщу об этом фараону. Я знаю, он будет благодарен. – Переведя дух, я добавил: – Я уверен, вас удивляет, почему я без охраны. Произошел несчастный случай, моего слугу убил дикий зверь. Я хочу, чтобы при первой же возможности вы отправили похоронный отряд на гору, нашли его останки и устроили достойное погребение.
Я продолжал распоряжаться и отдавать приказы, не давая им возможности заговорить о царевнах. Не хотелось сознаваться, что у меня самого нет с ними никакой связи и я понятия не имею, как им живется в серале.
Когда мы достигли порта, я был поражен тем, что даже на этой стороне острова, защищенной от вулканической деятельности горы Кроноса, море так разбушевалось, что волны перехлестывали через стену гавани и ярились на якорной стоянке. Однако Зарас и Гуи приняли все возможные предосторожности для защиты своих кораблей. Они привязали их к стене гавани прочнейшими двойными канатами и увешали кранцами, сплетенными из канатов, чтобы они не пострадали от столкновений друг с другом или со стеной.
На борту каждого корабля оставалась только небольшая якорная вахта. Остальные в качестве гостей начальника гавани укрылись в складах на берегу. Начальника гавани звали Поймен, и он был типичным минойцем, меланхоличным и унылым.
В первый же вечер он пригласил меня и моих старших воинов поужинать с ним. Меня удивило такое радушие. Позже я узнал, что он не только начальник гавани, но и важная птица в минойской разведслужбе и постоянно отправляет в Кносс доклады о нас, египтянах.
Еда, приготовленная на его кухне, была пересоленной и пережаренной, вино некрепким и кислым. Разговор за столом шел прозаический и неинтересный; главной темой было землетрясение и вызванная им буря. Мне очень нужно было на что-нибудь отвлечься, и я спросил собравшихся:
– В чем причина землетрясений и вулканических извержений?
Никто не сомневался в том, что это наказание человечеству за преступления или оскорбление богов.
– Но какое преступление столь серьезно, что влечет подобное наказание? – наивно спросил я, и мне трудно было сохранять серьезность, когда я слушал их разнообразные и нелепые ответы, содержащие огромный перечень проявлений человеческой хрупкости и божественного высокомерия.