Немного разобравшись друг в друге, они тут же прониклись взаимным уважением. В середине ужина они уже не обращали внимания на то, что их различало, и не подсмеивались над этим. Они уже не думали друг о друге как о янки и о лимоннике (хотя это отнюдь не означало, что Джейк был готов принять от Гарета какие угодно чеки, а Гарет отказался от своих планов приобрести пять бронированных машин). В конце концов Гарет поболтал последние капли бренди в своем бокале и посмотрел на карманные часы.
– Девять часов. Слишком рано ложиться спать. Что будем делать?
– У мадам Сесиль появились две новые девицы, – предложил Джейк. – Приплыли с почтовым пароходом.
Гарет быстренько отклонил предложение.
– Может быть, потом. Если сразу после ужина, то у меня сердце начинает щемить. А как насчет, скажем, нескольких партий в карты? Ты не против? В клубе в это время обычно идет хорошая игра.
– Мы не можем туда пойти. Мы же не его члены.
– У меня с собой членский билет моего лондонского клуба, здесь этого вполне достаточно. Я и тебя проведу – как гостя. Понятно?
Играли они часа полтора. Джейку здесь очень понравилось. Ему пришелся по душе сам стиль этого заведения, поскольку обычно он играл в менее привлекательной обстановке – в задних комнатах баров, на перевернутой корзине из-под фруктов, за котлами в машинном отделении корабля или чуть ли не на бегу, в каком-нибудь складе в порту.
А здесь они сидели в тихой комнате с задернутыми бархатными портьерами, с отделанными темными деревянными панелями стенами, украшенными картинами и охотничьими трофеями – львами с жесткими гривами, буйволами с печально опущенными огромными изогнутыми рогами; чучела внимательно смотрели на них стеклянными глазами сверху вниз.
С трех бильярдных столов время от времени доносился стук шаров из слоновой кости, а с полдюжины игроков – все в белых рубашках и подтяжках, с черными галстуками и в черных брюках и пиджаках – сидели, облокотившись на покрытые зеленым сукном столы, в ожидании своего хода.
Здесь было три стола для бриджа, за которыми слышались тихие голоса игроков, делавших и перекрывавших ставки – культурно и вежливо, как и подобает представителям британского высшего общества, – причем все они были одеты, по мнению Джейка, как пингвины – в черное и белое и с черными галстуками-бабочками.
Между столами неслышно двигались босые официанты в белых балахонах по колено и круглых шапочках, больше похожие на жрецов какого-нибудь древнего храма, и разносили подносы, уставленные хрусталем.
В покер играли только за одним столом – огромным тиковым сооружением с бронзовыми пепельницами, врезанными в столешницу, с углублениями и подносами для стаканов с виски и разноцветных игровых фишек. За столом сидели пять игроков, и только один Джейк был не в вечернем костюме; остальные трое были игроки того типа, каких Джейк с огромным удовольствием держал бы взаперти, чтобы лично разобраться с ними попозже.
Был среди них некий захудалый член палаты лордов, выбравшийся в Африку, чтобы поохотиться на местную дичь. Он недавно вернулся из внутренних районов, где положил огромное количество буйволов, львов и носорогов, всегда имея при себе профессионального белого охотника, уважительно стоявшего рядом с ним с винтовкой крупного калибра наготове. Этого джентльмена мучил нервный тик, от которого у него подергивалось правое веко; это случалось всегда, когда у него на руках оказывалась тройка или более серьезная комбинация карт. Несмотря на это, к нему все время шла отличная карта, что позволяло ему пребывать за столом единственным выигрывающим, если не считать Джейка.
Был там еще и некий кофейный плантатор с сильно загорелым морщинистым лицом, который то и дело невольно испускал шипящие звуки, когда менял карты и умудрялся получить комбинацию получше.
Справа от Джейка сидел пожилой чиновник какого-то гражданского ведомства с редеющими волосами и желтым от лихорадки лицом, который обильно потел всякий раз, когда полагал, что вот-вот сорвет банк, однако его ожидания редко оправдывались.
За час осторожной игры Джейк успел выиграть в целом чуть больше сотни фунтов, к тому же у него в животе, где переваривался съеденный ужин, было тепло и спокойно. Единственным моментом в нынешней ситуации, который внушал ему некоторое беспокойство, был его новый приятель и спонсор.
Гарет Суэйлс сидел в свободной, небрежной позе, с лордом держался на равных, чуть свысока, хотя и вполне вежливо, обращался с плантатором и сочувствовал гражданскому служащему в его неудачах. Он почти ничего не выиграл, но и не проиграл, однако с картами общался с ловкостью и умением, производившими сильное впечатление. Карты в его длинных, тщательно наманикюренных пальцах мелькали и потрескивали, сливались в неразличимое, смазанное пятно, щелкали и трепетали, перемешиваясь и разлетаясь с недоступной глазу скоростью.
Джейк внимательно следил за ним, как только майор Гарет Суэйлс приступал к сдаче карт, стараясь, чтобы это не было заметно. Не существует такого способа, с помощью которого сдающий мог бы не повернуть ни единой карты лицом вверх, тасуя колоду, какими бы магическими приемами он ни владел, однако Гарет ни разу не показал ни одной карты, пока тасовал и сдавал. Он даже не смотрел на них, не взглянул ни разу, а лишь скользил взглядом по лицам игроков и продолжал что-то говорить. Джейк несколько расслабился.
Плантатор сдал ему четыре карты, которые могли бы составить флешь-рояль, и при обмене, сбросив пятую, он дополнил комбинацию шестеркой червей. Гражданский чиновник в своем извечном нетерпении поднял ставку до двадцати фунтов, грустно вздохнул и печально забормотал что-то, когда двинул в банк свои фишки слоновой кости, а Джейк смахнул их к себе и аккуратно составил в стопки.
– Давайте возьмем новую колоду, – улыбнулся Гарет и поднял палец, подзывая слугу. – Будем надеяться, что фортуна вам все же улыбнется.
Получив новую колоду, он показал всем нетронутую печать на упаковке, потом вскрыл ее ногтем большого пальца и достал чистенькие новые карты с рисунком в виде велосипедных колес на рубашке, развернул их веером, помахал, извлек из колоды все джокеры и начал тасовать, рассказывая при этом весьма занимательный и неприличный анекдот о епископе, по ошибке ввалившемся в дамскую комнату на станции Черинг-кросс. Рассказ занял минуту или две, и при взрыве хохота, который последовал за ним, Гарет начал сдавать, разбрасывая карты по зеленому сукну стола, так что они аккуратными кучками ложились перед каждым из игроков. Только Джейк успел заметить, что во время рассказа о жутких злоключениях епископа в дамском туалете Гарет, тасуя карты, разделил колоду на две части и каждый раз, когда поднимал обе эти части повыше, он чуть поворачивал кисти рук, так что на какое-то мгновение карты слегка разворачивались веером и демонстрировали свое достоинство.
Громко хохоча, лорд поднял свои карты и заглянул в них. И поперхнулся смехом, а глаза полезли из орбит и забегали, словно заигрывая с его носом. С другого конца стола донеслось громкое шипение – плантатор резко вдохнул, быстро положил свои карты на стол и прикрыл их обеими ладонями. У сидевшего справа от Джейка гражданского чиновника лицо засияло как полированная желтая слоновая кость, и из редеющих волос просочилась струйка пота, пробежала вниз, к носу и, не перехваченная по пути, упала ему на рубашку. А он и не заметил этого, уставившись в карты.