Они потратили шестьдесят лет на поиски решения.

И только теперь поняли, что вопрос был неверно поставлен.

Так он сказал, и больше не требовалось ничего говорить.

– Ты боялся давать им доступ ко всем данным, – сказал Коннорс.

Печаль, и улыбка, и ирония одновременно.

Двое мужчин в военной форме, и единственное, что осталось у них, гордость и прямая спина, и сознание того, что они всю жизнь не покладая рук трудились на общее благо.

Красные от температуры глаза Коннорса, пот, темные пятна, которые уже начали проступать на пиджаке в области поясницы. И понимание в глазах Франкена, облегчение и грусть, отразившиеся в тысяче морщин на его похожем на лунный пейзаж лице.

– Ты ошибался, несмотря ни на что, – сказал Коннорс.

Он произнес это с улыбкой, а значит, смысл был совершенно иной.

Это означало спасибо. Спасибо за время, проведенное вместе. Спасибо за все.

– По-моему, мы оба ошибались, – ответил Франкен.

А потом на какое-то мгновение воцарилась тишина.

А они смотрели друг на друга.

– Я могу жить с этим, – сказал Коннорс. С кривой усмешкой.

И Франкен кивнул в ответ.

С этим или с чем-то еще им в любом случае оставалось жить очень недолго.

Когда Жанин догнала Вильяма, он стоял в своей рабочей комнате. Там когда-то висели все его бумаги, на его письменном столе все оставалось по-прежнему. Его книги, компьютеры, все.

Она остановилась в дверях, ничего не сказала.

Не знала, но все равно поняла.

Он подошел к своему письменному столу, стоял перед компьютерами, смотрел на них не шевелясь. Она видела только его спину, но этого было достаточно. Ей не требовалось видеть его лицо, чтобы знать.

Он не плакал, сжал зубы, пустота в глазах, и язык прижат к нёбу в попытке сдержать эмоции.

Посередине стола лежала его записная книжка, та самая, в черной кожаной обложке, и он взял ее и сунул во внутренний карман, а потом наклонился.

Лицо оказалось на уровне мониторов и системных блоков.

Тяжелый зеленый аппарат на самом краю справа он когда-то назвал Сарой и сейчас положил руку на него, сделал это мягко и аккуратно, словно она покоилась там. Он ничего не сказал, но все выглядело так, словно говорил.

Прошла секунда и еще одна, а потом он выпрямился.

Вильям не слышал, что Жанин последовала за ним.

Обнаружил ее в дверном проеме, встретился с ней глазами, увидел в них вопрос.

Он пожал плечами, улыбнулся формально. Кивнул ей, что пора идти.

А потом ответил на вопрос, который она не задала:

– На этот раз я хотел попрощаться.

60

Рано или поздно это должно было случиться, и в конце концов время пришло.

Ящик был деревянный и покрашенный зеленой краской, а жар из проема в стене столь сильным, что он не мог противостоять.

До огня оставалось еще несколько дециметров, а его торец уже почернел и превратился в уголь, а потом вспыхнул ярким пламенем, и, когда его языки достигли боеприпасов, находившихся внутри, ничего уже нельзя было остановить.

Кругом в очередь выстроились другие ящики, и, когда вырвавшийся на свободу из-за разлетевшегося от взрыва стекла столб огня дотянулся до них и заключил в свои объятия, они не заставили себя долго ждать и тоже продемонстрировали свою силу.

Для находившихся в коридоре мужчин все закончилось уже в первое мгновение.

61

Вильям упал первым.

Вибрации заставили их сделать это, и они оба рухнули лицом вниз на острые камни и пытались удержаться на месте, но безуспешно. Жанин лежала рядом. Так же судорожно хваталась за землю, как и он сам, пусть это нисколько не помогало. Глаза закрыты, голова повернута лицом к телу, чтобы защитить его от больших и мелких камней, катившихся мимо них по склону.

Они бежали.

Выскочили на террасу, и она не дала ему времени на сомнения. Сразу начала спуск сквозь темноту, и он последовал за ней, и было по-прежнему чертовски высоко, но они не имели выбора. В замке их ждала неминуемая смерть, впрочем, так же как и в случае падения, и им оставалось надеяться, что веревки выдержат и он сумеет повторить то, что она делала впереди него. Тогда у них, пожалуй, появлялся шанс пожить еще немного вопреки всему.

И они спускались вниз шаг за шагом, отталкиваясь ногами от вертикальной стены, пока наконец не достигли твердой земли. И Вильям был мокрым от пота. Несмотря на ночь и минусовую температуру, и хотя он чувствовал, что замерз. Но страх высоты выходил из него через поры на коже, и он, собственно, хотел только лечь.

Но подобного они не могли себе сейчас позволить. И продолжили бежать вниз. Оставили замок за спиной и террасу где-то далеко вверху и спешили вниз по склону в сторону альпийского озера и вокруг него, стараясь оказаться как можно дальше, когда все произойдет.

И знали, что у них осталось немного времени.

И они уже карабкались вверх с другой стороны озера, когда оно истекло.

Когда земля задрожала под их ногами, казалось, это будет продолжаться вечно. А они находились на крутом склоне и, конечно, не смогли устоять, и вдобавок начали скользить вниз, пытались схватиться за что-нибудь руками, но никому из них не удалось. А где-то позади находились почти вертикальные участки, которые они обходили на пути вверх и с удовольствием избежали бы теперь тоже.

И они ехали вниз по гравию и сжимали зубы от боли, когда он, как наждачкой, обдирал им ладони и предплечья, словно обоим внезапно стало десять лет и они катались на велосипедах и завалились на асфальт.

Но потом Жанин повезло. Она почувствовала плоский камень под собой, и уцепилась за его край обеими руками, и наконец смогла удержаться на месте. И потянулась к Вильяму, и они вцепились друг в друга одновременно и не отпускали захват, в то время как толчки и грохот продолжались, а камни и гравий все так же скатывались мимо них вниз.

Где-то в земле набирала ход цепная реакция. И никто не знал, как долго она будет продолжаться.

И Вильям открыл глаза. Осторожно, осторожно, с головой прижатой к земле и защищенным лицом. И направил взгляд под свою собственную руку наискось вниз над альпийским озером и вдаль в направлении замка по другую сторону от него.

Он стоял там.

И так продолжалось уже в течение сотен лет, а теперь его право на существование оказалось под вопросом.

И они не могли ничего с этим поделать, им оставалось только держаться крепко, противостоять вибрациям. И они слышали подземный грохот, становившийся все сильнее, и уже не вызывало никакого сомнения, что произойдет далее.