И пришло сообщение.
Его жена умерла в результате несчастного случая.
Он больше не видел знакомых машин на улице перед своим домом, но вряд ли ведь они перестали наблюдать за ним. И тонкий белый конверт, пришедший прямо к нему в офис, еще раз убедил его в том, что он является пешкой в непонятной игре или одним из бегунов в крайне неприятной ему эстафете. И главным его желанием стало освободиться от всего этого как можно быстрее.
Сейчас он стоял на мосту и смотрел, как, пытаясь захватить новые участки водной поверхности, лед ломался там, где уже вроде бы успел закрепиться, и наконец решил, что за ним нет хвоста. И тогда выпрямился и пошел дальше через мост, прямо к гигантскому стеклянному зданию с другой его стороны.
В кармане у него лежал конверт, от которого он очень хотел избавиться.
Что-то происходило. И пусть он не знал, что именно, оно пугало его.
Он жаждал перестать быть частью этого и надеялся, что двое молодых мужчин, позвонивших ему из автомобиля на пути из Амстердама, смогут помочь ему здесь.
Ночь сменила день, утопив мир в темноте, точно как делала всегда. Но для тех, кто со страхом ждал дальнейшего развития событий и догадывался об угрозе, нависшей над планетой, она получилась самой долгой в их жизни.
В офисах в разных странах мужчины и женщины ходили из угла в угол в одиночестве за закрытыми дверями своих кабинетов, периодически возвращаясь к телевизорам, настроенным на одни и те же международные новостные каналы, и к включенным компьютерам на своих письменных столах. И даже если никто из них не знал всего, в любом случае они понимали больше, чем хотели.
Много лет назад они получили туманные инструкции от некой Организации.
С той поры их содержание забылось.
А сегодня Организация опять напомнила о себе.
В офисах парламентов, правительственных зданий и военных штаб-квартир ходили из угла в угол одинокие мужчины и женщины, и никто из них не знал, что происходит, но все догадывались.
Они получили свои шифрованные сообщения и открыли старые инструкции.
И поняли, что случится сейчас.
Они ведь уже видели начало.
Пришло время приготовиться.
И теперь все ждали разговора, который никто не хотел иметь.
– Я думаю, они убили ее, – сказал он.
Он смотрел между Лео и Альбертом и всеми головами, двигавшимися вокруг них, стараясь ни с кем не встречаться глазами, словно был незваным гостем на пиру, явившимся туда в надежде утолить голод, а Центральный вокзал шведским столом, и кто угодно мог подойти и прогнать его.
Над ними раскинулся свод из стекла и стали с тысячами маленьких окон, образующий гигантский парник, где люди перемещались из бутика в бутик, как насекомые между цветами, в ожидании, когда придет нужный поезд, а потом умчится, унося их куда-то.
Часы еще показывали чуть больше девяти.
День только начался, и улицы кишели людьми.
И Сол Уоткинс был одним из них, невидимый в общей массе, просто человек, занятый своим заурядным делом и решивший передохнуть в кафе, обычный невидимка, точно как сотни других вокруг него.
И все равно он нервничал. Нет, боялся. И его переполняла печаль, а на тарелке перед ним лежала почти нетронутая французская булка, которую он не собирался доедать, ведь еда не лезла ему в горло все последние недели. Она являлась реквизитом в пьесе, только им, и ничем иным, деталью, просто дополнявшей общую картинку, показывавшей, что это обычная кофе-пауза, и не позволявшей ему выделиться среди других и стать видимым.
Он не хотел оказаться ни во что замешанным. Но с ним это уже произошло, о чем он прекрасно знал.
– Кто они? – спросил Альберт.
Уоткинс покачал головой. Он понятия не имел.
Единственно ему было известно, что они взяли на работу его жену, наблюдали за его домом, позвонили и коротко и формально рассказали, что она стала жертвой несчастного случая, а потом положили трубку и оставили его наедине с тысячей вопросов.
Его жена. Она была на пятнадцать лет моложе его, но никто из них не задумывался об этом, в любом случае никто никогда не комментировал данный факт за все годы их супружеской жизни. Они оба были профессорами, он доктором, а она дважды доктором, оба трудились в университете в Потсдаме, но абсолютно в разных отраслях. Он был гуманитарием и литературоведом. Ничего не знал о цифрах, но все о том, какие чувства способна пробудить печенинка и как описать это на максимально возможном количестве страниц. А она теоретиком. Прагматичная и логичная до кончиков пальцев. Выглядело просто невероятным, как они могли встретиться, и еще менее вероятным, что они будут прекрасно ладить друг с другом и проживут вместе двадцать лет.
А потом все случилось.
Они появились.
– Теоретиком? – спросил Альберт. – И в какой области?
– Прикладная математика. Коды и шифры. Она преподавала в том же университете, что и я, и одновременно занималась созданием новой коммерческой системы шифрования для передачи информации через Интернет.
Он посмотрел на них. Пытался улыбнуться иронично, но так и не сумел.
– Она заставила меня выучить это. И по-хорошему здесь мне понятны только предлоги, остальное – темный лес.
Альберт посмотрел на него:
– Ты знаешь некоего Вильяма Сандберга?
Сол поднял глаза на него. Покачал головой.
– А может, твоя жена знала его? Ты не в курсе, она когда-нибудь работала для какой-то военной организации?
– Что ты имеешь в виду? – спросил Уоткинс.
Альберт не ответил.
– Вам известно, кто они?
Альберт покачал головой. И Уоткинс попытался понять заданный ему вопрос.
– И кто такой Вильям Сандберг?
Альберт объяснил в двух словах. Вильям. Жанин. Письмо от Жанин, где она называла жену Сола. Исчезновения и мужчины в черных костюмах.
А Сол слушал и кивал. Они.
А потом наступила тишина.
– Здесь есть отличие, которое я не понимаю, – сказал наконец Альберт.
Уоткинс и Лео посмотрели на него.
– Твою жену наняли на работу.
Это одновременно был вопрос и констатация факта.
– Вильяма и Жанин забрали против их воли. Если в обоих случаях действовали одни и те же люди, они вели себя по-разному.
Уоткинс дернул головой.
– Она уехала добровольно. Но ее удерживали против ее желания.
– Откуда тебе это известно?
– В моем понятии знание своей литературы дает определенное преимущество. В результате дьявольски хорошо учишься читать между строк.