Хеления усмехнулась. Повернулась к чародейке.
– Элоиза, милая, я передумала: убей этого мальчишку на троне.
Я выхватил меч – как и остальные стражники в зале, – а один из гвардейцев Хелении молнией метнулся к трону. И замер, точно нарвавшись на невидимую преграду.
– Нет, – медленно произнёс Никки, глядя на гвардейца снизу вверх.
Хеления фыркнула. И снова повернулась к чародейке, а я, глядя на Элизу, думал, что, если она сейчас посмеет тронуть моего сына по приказу своей королевы, я её убью.
– Элоиза, милая. Твой сын мне мешает. Убей…
Прежде чем королева успела договорить, её гвардеец, стоявший перед троном и перед Никки, повернулся, выбросил вперёд руку. На мгновение серебром блеснули длинные когти – и Хеления осела на пол, захлёбываясь кровью. Арий рядом со мной покачнулся, отворачиваясь и закрывая рот рукой.
– Западные лорды в этом зале, – прошелестела Элиза, – пусть тоже умрут.
Мгновения не прошло, как пол за её спиной окрасился кровью. Не оглядываясь, Элиза шагнула к бьющейся на полу королеве, наклонилась.
– Никто не смеет тронуть моего сына.
Западные гвардейцы снова построились у неё за спиной. Жуткое было зрелище – кровь на равнодушных лицах, кровь на красивых белых мундирах, кровь у них под ногами.
Арий закрывал глаза Валерию рукавами мантии и истово молился – его бормотание гулко разносилось в тишине, накрывшей зал.
Элиза отвернулась от затихшей Хелении. Наши взгляды встретились, и я сильнее сжал рукоять меча, когда она подошла ко мне. А потом выронил его, и он гулко зазвенел, заглушая её слова:
– Я клянусь тебе в вечной верности…
Закончив, она поднялась, повернулась к стоящим в стороне послам и ласково улыбнулась:
– Ну что, кто-нибудь ещё хочет воевать с Мальтией?
* * *
– Зачем?
Лежащая на кровати Элиза, совершенно обнажённая и безумно красива, игриво улыбнулась.
– Помнишь, ты говорил, что моя любовь – яд?
– Да.
Элиза протянула руку, щурясь от солнечного света.
– Иди же, мой рыцарь, я отравлю тебя!
– Не издевайся, – выдохнул я мгновение спустя, прижимая её руки к подушкам.
– Как прикажешь, мой господин, – рассмеялась чародейка.
– Элиза!
Она вздохнула и посерьёзнела.
– Ты единственный человек в мире, которому я доверяю и от которого я знаю, чего ждать.
Я отпустил её и отвернулся.
– Мне казалось, чародеи клянутся только королям.
– А ты бы поклялся обычному человеку? – отозвалась Элиза. – Обычному, ну, скажем, плотнику? Жить вместе с ним и кучей его детей, его обрюзгшей матерью и забитой жёнушкой? Обманывать его клиентов по мелочи, или, наоборот, сделать его в итоге королём? Ах да, как минимум, двое из моего рода приносили клятвы простолюдинам. В течение седмицы те стали королями – и понеслось. Такие простолюдины, наверное, ещё и хуже. Они, если до власти дорвутся…
– Я простолюдин.
Элиза приподнялась, села рядом и тихо шепнула мне на ухо:
– Если ты станешь таким, как Хеления, я тебя тоже убью.
Я рывком обернулся к ней.
– Ты правда думаешь, что я буду тебе приказывать?
Элиза пожала плечами.
– Почему нет? Я могу дать тебе силу, какой нет ни у одного человека в мире. Я могу дать тебе власть – и ты воспользуешься ею во благо. Ты сотворишь чудо. Твоя страна будет процветать. Твой народ будет тебя боготворить. Твой король будет мирно править. Хочешь? Только прикажи. Ты считаешь меня чудовищем? Так приручи меня. Я сделаю для тебя всё – я поклялась. Я твоя, Ланс…
Я закрыл ей рот своими губами – её слова действительно были ядом. И правдой. Я хотел, я мог использовать её, чтобы сирот больше не было, чтобы трущобы исчезли, чтобы…
– Ну? – какое-то время спустя выдохнула Элиза, зарываясь пальцами в мои волосы. – Что ты мне прикажешь, мой господин?
– Выходи за меня замуж.
Элиза отодвинулась. Нахмурилась.
– Какой глупый приказ. Я и так твоя. Зачем?
– Потому что я люблю тебя. Потому что я не хочу, чтобы ты связывалась с другими мужчинами. Потому что у нас есть сын, наконец.
Элиза задумчиво накручивала прядь на палец.
– Не спать с другими ты можешь мне приказать. Никки – усыновить, впрочем, в вашем родстве при одном взгляде на него и так никто не усомнится. Так что – не понимаю.
– Ты согласна?
Элиза недоуменно глянула на меня.
– Конечно. Это же твой приказ.
Я отвернулся. Приказ – ну конечно. Я, дурак, напридумывал себе. Она всегда будет молчать в ответ на моё «люблю». Я для неё – никто.
– Ты глупец, Ланс, – тихо произнесла Элиза. – Если я когда-нибудь скажу тебе «люблю» – это будет ложь, чародеи не умеют любить. Но я тебе верю.
– Как твоему господину? – усмехнулся я.
– Хеления была моей госпожой, – улыбнулась чародейка. – Если ты отравишься моей силой, как и она, я убью тебя, не задумываясь. Но потом умру следом. Что ещё ты хочешь от меня услышать, глупый рыцарь?
Я повернулся к ней, встретился взглядом.
– У тебя сын, чародейка. Даже не вздумай больше говорить о смерти. И не вздумай никого убивать на глазах у мальчишек, они же ещё дети…
– Вы, мужчины, такие странные, – дождавшись моего стона, вздохнула Элиза. – Вы говорите о такой глупости, когда можно приятно провести время и ни о чём не думать.
– Элиза… прекрати…
Чародейка рассмеялась, убрав на мгновение руки.
– Ты точно этого хочешь, мой господин?..
С тех пор она всегда рядом со мной, мой яд, отрава, моя любовь. Её по-прежнему ненавидит весь мир, её боятся все, о ней сочиняют страшные небылицы. Все считают, что я держу её на цепи у трона Валерия и что рано или поздно она убьёт и меня, как убила предыдущих господ. Элиза Предательница – так её называют. Молва удивительно слепа. И так же слепо несправедлива.
Она стоит за спинкой трона Валерия и улыбается. Послы боятся её улыбки, как её же заклинаний. Они не видят, что она улыбается только мне. И что её улыбка прекрасна.
Да, она чародейка. Да, она может послать своих Проклятых на границу, например, с Севером – как недавно, когда северяне решили, что если у них есть серебро, то они самые сильные и могут диктовать на него цены всей Магиане. И да, она может убить, не моргнув глазом, мерзавца-герцога де Криато, например, продавшегося северянам, из-за которого их летучие отряды убивали наших крестьян месяц, и их никто поймать не мог. И да, она может показательно повесить тело того же герцога на воротах дворца короля Севера и сделать так, чтобы никто не мог его снять. Да, она может всё это – и много больше.