— Сам я не встречал, господин, но мне рассказывали о францисканце, который остановился в Эсслингене. Говорят, он высокий и худощавый. Вашего возраста, господин.
— Вам известно, что ему тут нужно?
— Францисканцы хотят расширить монастырь в Эсслингене, построить крыло здания до Бочарного переулка. По слухам, тот монах привез аббату планы строительства. Еще говорят, что этим займется какой-то знаменитый зодчий. Кроме того, мне рассказывали, что францисканцы собираются устроить в городе суд инквизиции, чтобы освободить всю округу от еретиков.
Де Брюс сплюнул.
— Эти создания — худшие из тварей, населяющих нашу землю. Но что поделаешь, приходится мириться с их присутствием. Выясните, не связан ли этот слуга Господа с исчезновением девчонки. Если так, пригласите его на глоток вина в наш винный погреб. Выберите самый темный, самый укромный уголок. И если он пропадет в пути, то это будет весьма прискорбно. Дело рук вальденсов [7] , несомненно.
— Да, господин.
Фон Закинген кивнул. Разделаться с францисканцем — приятная задача. А свалить вину на вальденсов — еще лучше. Вот уж настоящие еретики. Им, как и инквизиторам, место в преисподней.
— Отлично. Тогда за работу! Я жду от вас результатов.
Махнув рукой, де Брюс отпустил своего капитана стражи.
Фон Закинген широким шагом прошел по залу и вскоре очутился на мосту, соединявшем замок с небольшим плато, где сейчас велось строительство. Тут полным ходом шло сооружение новых крепостных стен. Давно пора. Замок в таком состоянии не смог бы долго выдерживать осаду, поскольку из всех строений только главное здание замка было в достаточной степени защищено. Де Брюс сразу понял это, когда отец Ульриха, Эберхард, предоставил ему в лен полуразрушенный замок Адлербург на горе неподалеку от селения Айха. Но тогда у де Брюса не было денег, чтобы восстановить замок.
Солнце за день разогрело замковые стены, и теперь от камней исходило приятное тепло. Фон Закинген снял доспехи и сбросил куртку, обнажив покрытый шрамами мускулистый торс. Он подошел к колодцу, достал ведро воды и вылил себе на голову, смывая пот, пыль и кровь врагов.
Какое-то время он наслаждался вечерней прохладой и легким ветерком, ласкавшим его кожу, затем оделся и прошел по круглой площадке диаметром около сотни шагов, где целый день кипела работа: площадку предстояло защитить стеной. Тут построят две сторожевые башни, ворота, ров, склад для зерна, арсенал, кузницу, конюшню и два свинарника. После строительства надежно будет защищен и источник, а значит, замок сможет выдержать долгую осаду. Голодать люди могли по нескольку недель, но уже через три дня без воды любое сопротивление было бы сломлено: люди сходили с ума или умирали.
Люди фон Закингена развалились под каштаном, в лунном свете их лица казались белыми. При появлении капитана замковая стража вскочила на ноги.
— Нам нужно еще раз перевернуть каждый камень, посмотреть под каждым кустом, каждой травинкой. Мы выставим часовых. Будем расспрашивать людей. И не забывайте, что мы ищем Мелисанду Вильгельмис, чтобы спасти ее. Но об этом можно будет говорить только после того, когда новость о несчастье дойдет до Эсслингена. Нам нужно привести девчонку к Оттмару де Брюсу. Целой и невредимой. Вам понятно? Граф вне себя от ярости. Витикунд, ты сегодня руководишь поисками. Оставьте свои доспехи, щиты и тяжелое оружие. Вам надо быть быстрыми, чтобы поймать маленькую чертовку. — Фон Закинген угрожающе поднял палец. — И не смейте возвращаться, пока не найдете ее. Горе вам, если хоть волос упадет с ее головы. Возьмите провизии на неделю. Выступайте немедленно, ночь сегодня светлая. Солдаты, я на вас рассчитываю!
Стражники ударили кулаками по щитам.
Фон Закинген знал, что они приложат все усилия. Его подопечные были преданы ему и беспрекословно исполняли его приказы.
— Приведи мне моего коня! — велел он своему оруженосцу.
Мальчик поспешно подвел к нему двух лошадей.
— Я поскачу один, — покачав головой, произнес Эберхард. — Мне нужно в Эсслинген. Послезавтра я присоединюсь к вам.
* * *
Мелисанда не знала, день сейчас или ночь. Она не знала, сколько времени прошло с тех пор, как палач оставил ее здесь. Не знала, вернется ли он. Может быть, Раймунд решил выдать ее. Или оставить тут умирать от голода.
Она так устала, что сразу провалилась в беспокойный сон, от которого несколько раз вскидывалась в холодном поту, и тогда приходили воспоминания об ужасной битве. Но девочка больше не могла плакать. Боль притупилась, как и ненависть. Все чувства угасли, погребенные где-то в глубине души. Тело будто онемело, казалось тяжелым. Мелисанде хотелось солнца, свежего воздуха. Хотелось искупаться в реке.
Раймунд запретил ей выходить из пещеры. Но сколько еще ей ждать? Не могли же люди де Брюса искать ее вечно! Прошло так много времени. Несколько дней. Или недель. Нет, это невозможно, ей так только кажется.
Мелисанда набрала немного воды, сделала глоток и поняла, что она застоялась. Хлеб пах отвратительно, девочка поморщилась и бросила его в огонь. Перед ней лежал небольшой камешек с острыми краями. Она подняла его, сжала в руке, а потом изо всех сил швырнула в стену.
Раймунд — всего лишь палач. Глупый палач, который не умеет ни читать, ни писать. Почему она должна слушаться его? Ее родители погибли. Нет никого, кто мог бы ей указывать. Ненадолго выйти на солнце, вдохнуть свежего воздуха… Она не глупее де Брюса, никто ее не увидит, и, прежде чем палач вернется, она уже будет сидеть тут, у костра.
Мелисанда отправилась в путь. Она прошла по коридору, в котором скрылся Раймунд. Слабый свет костра падал туда, но уже через пару метров проход сворачивал налево. Мелисанду окружила тьма. Девочка медленно опустилась на четвереньки и поползла вперед. Она чувствовала себя грязной — и не только из-за того, что выпачкалась в грязи. Ей пришлось убить человека, его кровь была на ее одежде. А еще она коснулась палача… И она не смогла сдержать обещания, данного умирающей матери. Гертруда погибла. Все погибли.
Нужно сосредоточиться на пути, нельзя позволить отчаянию проникнуть в душу.
Упираясь правой рукой в землю, она ощупывала левой пол впереди себя, пытаясь найти преграды или выбоины. Если путь был свободен, Мелисанда подтягивала сначала одно колено, потом второе. Опереться — ощупать пол — подползти.
Мелисанда заставляла себя дышать размеренно. Она не боялась закрытых помещений. Напротив, дома она часто забиралась в сундуки или пыталась спрятаться за шкафом, который отец привез с севера. Это было странное сооружение: три сундука, поставленные друг на друга, с дверцами впереди и без крышки сверху. Однажды Мелисанда чуть не перевернула этот шкаф, чем так напугала маму, что та отпустила девочке пощечину. Щека потом горела целый день. О, сейчас Мелисанда многое отдала бы за то, чтобы получить взбучку от матери!