Вскоре у ворот показались всадники. Мелисанда насчитала пять человек. Она поспешно оглянулась в поисках Германа, но старик, наверное, работал на дубильне. Накануне вечером он сказал Мелисанде, что завтра утром вывесит шкуры для просушки.
Мужчины осадили коней и медленно въехали во двор. Легкие доспехи поблескивали в лучах утреннего солнца. Отряд возглавлял высокий статный мужчина со светлыми волосами и рублеными чертами лица. Когда он подъехал поближе, Мелисанда чуть не вскрикнула от испуга. Она знала этого человека, знала даже, как его зовут: Эберхард фон Закинген, капитан замковой стражи графа Оттмара де Брюса. Что ему тут нужно?
— Эй, девочка! — позвал фон Закинген. — Еще кто-то дома есть?
— Есть, — пробормотала Мелисанда. — Я не одна. Остальные работают.
Рыцарь молча смотрел на нее.
— Я всего лишь служанка, — поспешно добавила Мелисанда. Ее испугало молчание всадника. — Мне позвать хозяина?
— Служанка, значит. — Фон Закинген не сводил с нее взгляда. — Почему же вы, барышня, не одеты как служанка, а?
Мелисанда потупилась. Фон Закинген был первым, кто заметил ее неподходящий наряд. Он был умен, и его не удовлетворят пустые отговорки. Нужно отвлечь его. Она уже хотела перевести его замечание в шутку, но фон Закинген отмахнулся, жестом показывая, что ответ на этот вопрос его не интересует.
— Мы тут ищем одного мужчину, — объяснил он. — У него приметный шрам, обезображивающий лицо. Вы видели кого-нибудь похожего?
Мелисанда покачала головой.
— Я никого не видела.
— И тем не менее?.. — Фон Закинген внимательно смотрел на нее, ожидая продолжения.
Мелисанду не оставляло чувство, будто рыцаря скорее интересует она сама, чем ее слова. Но кого он видел в ней? Эсслингенского палача? Девочку, чью семью он помог убить пять лет назад? Или просто девушку, показавшуюся ему привлекательной?
Странно, но Мелисанда не испытывала страха. Только внизу живота как-то сладко заныло.
— Мехтильда, где вода? — послышался голос Иды. — Поторопись, девочка, у нас не так много времени!
— Сейчас приду! — крикнула Мелисанда. Повернувшись к фон Закингену, она сделала книксен: — Господин, я могу для вас еще что-то сделать?
Фон Закинген покачал головой. Он встряхнулся, словно отгоняя наваждение, и хмуро улыбнулся.
— Обыщите двор, и если найдете его, то приведите ко мне живым! — приказал он своим людям, по-прежнему глядя на Мелисанду. — Посмотрим, чего стоят слова этой рыжеволосой барышни.
Всадники поскакали по хутору. В отличие от поискового отряда из Эсслингена, они оставили после себя следы разрушения: выбили двери, взрезали простыню, которую Ида утром повесила сушиться, ворвались в дом стариков, разбили кувшины и тарелки, рассыпали по полу припасы.
Мелисанда обняла рыдающую Иду, стараясь не смотреть на фон Закингена. Эберхард не собирался усмирять своих ребят.
— Что здесь происходит? — прошептал Герман. Услышав, как плачет его жена, он выбежал из дубильни. — Кто эти люди?
— Они кого-то ищут, — тихо ответила Мелисанда. — Какого-то мужчину со шрамом через все лицо.
— Почему сюда в последнее время постоянно кто-то заявляется и кого-то ищет?! — в ярости прошипел Герман. — Что вообще творится? Мы жили себе спокойно много месяцев, и вдруг сюда приезжает одна банда за другой. Что за напасть!
— Они все разбили! — рыдала Ида.
У Мелисанды от жалости разрывалось сердце.
— Масленку разбили, молоко разлили, кувшины и стаканы разбросали!
Жалость Мелисанды переросла в ярость. Еще сегодня утром она ощущала внутренний покой, но теперь этот преступник Эберхард фон Закинген все разрушил. Если кто и заслуживал поцелуя Нерты, так это он!
Но сейчас Мелисанда была бессильна. Даже будь у нее в руке меч, ей не справиться с этими варварами. Во-первых, их было пятеро. Во-вторых, все они опытные воины. Одного-двух она еще одолела бы, но какой в этом толк? Она лишь обрекла бы себя на погибель. Заяц! Нужно вспомнить о зайце! Одно неосторожное движение, одно необдуманное слово — и она попадет в когти хищной птицы. Ей следует сохранять спокойствие и держать себя в руках, несмотря ни на что. И не высовываться из укрытия, пока она сама не превратится в хищника, способного вонзить когти в жертву.
— Смотрите, что я нашел! — воскликнул один из мужчин, осматривавший дальнюю часть хутора.
Мелисанда вспомнила о своих пожитках, спрятанных на мельнице. Страх перед разоблачением заставил ее окаменеть.
— Лисья шкурка!
От облегчения, которое девушка испытала в следующее мгновение, она чуть не всхлипнула.
Подогнав коня, парень помахал шкуркой, точно флагом.
— С каких это пор крестьянам позволено охотиться на лис? Нам стоит отрубить нахалу руку, как думаете?
Ида истошно завопила, Герман оцепенел. Но у Мелисанды вдруг стало спокойно на душе. Какая-то мысль шевельнулась на задворках ее сознания, девушка не могла ухватить ее за хвостик, но эта мысль почему-то дарила покой и придавала сил.
— Успокойся, мы же не судьи, — осадил излишне ретивого парня фон Закинген. — И никто не запрещает крестьянам убивать лис, если те забираются в курятник, дубина. Забери шкуру себе — и дело с концом.
Спутник фон Закингена с довольным видом сунул шкурку за пояс, а Мелисанда вцепилась в руку старика, чтобы Герман не бросился на вора. Подняв голову, она спокойно посмотрела фон Закингену в глаза. На мгновение воцарилась тишина, а потом рыцарь отвернулся и рявкнул, отдавая приказ к отступлению. Его отряд пришпорил коней, и вскоре всадники скрылись из виду. А Мелисанда, Герман и Ида остались во дворе. Обнявшись, они плакали. Но слезы Мелисанды были уже не те, что прежде.
* * *
Конрад Земпах утратил аппетит. Недавно он даже представить себе не мог, что такое возможно. Но с тех пор как Ремзер заставил его написать письмо с извинениями, Земпах почти перестал есть. Он даже вино пить не мог. В животе урчало, кишки сводило. Земпаху уже давно не было так плохо. Даже его страсть к молоденьким девицам угасла, да и выбор сейчас был жалок — у Земпаха не хватало сил запустить свое предприятие.
В дверь постучали.
— Да? — Конрад с отвращением опустил чашку травяного чая на стол. Этот напиток посоветовал ему мастер-медикус, но пойло по вкусу напоминало жидкое дерьмо.
— Гонец, за которым вы посылали, господин.
— Пускай войдет.
Земпах взглянул на сложенное и уже запечатанное письмо. Он написал его не на пергаменте, а на бумаге, странном новомодном изделии из далекой Валенсии, — удивительно, но бумагу делали из тряпья.
Ходили слухи, что бумага не хранится долго. Если Конраду повезет, то вскоре это злосчастное послание, написанное по поручению Ремзера, развалится на части. Эта мысль нравилась Земпаху. Как и ожидалось, совет одобрил письмо и приказал немедленно его отправить. Только Карл Шедель высказал сомнение в правильности такого поступка — ему казалось неуместным вообще упоминать побег купца из тюрьмы. Кроме того, он говорил что-то о возмещении убытка. Идиот. Возмещение убытка виноторговцу! Уму непостижимо. Этого Шеделя он первым отправит восвояси из ратуши, как только станет главой совета. Купцу стоило бы получше следить за своим ножом, и тогда ничего бы с ним не случилось. Вся эта путаница произошла по вине самого Фюгера, так что пускай радуется, что ему все сошло с рук. Скорее купец должен возмещать Эсслингену убытки, а не наоборот!