Затем я аккуратно доела обед и даже заказала себе двойную порцию фруктового салата, который очень люблю. В конце концов, он мог оказаться последним фруктовым салатом в моей жизни. После этого я «тяпнула» для храбрости сто граммов виски и поехала домой к полковнику Коваленко.
* * *
В детстве я очень увлекалась книжкой «Мир криминалистики», а потому достаточно хорошо представляла себе теорию Ломброзо. По моим представлениям, Коваленко должен был оказаться мрачным типом с узким лбом, выдающейся вперед челюстью и ярко выраженными надбровными дугами. Однако открывший мне дверь мужчина совсем не походил на убийцу.
У него было приятное круглое лицо, открытый взгляд, и весь он был какой-то домашний, пухленький и уютный.
– Это вы полковник Коваленко? – на всякий случай уточнила я.
– Я. – Он говорил хорошо поставленным мягким баритоном, который делал его еще уютнее.
Я глубоко вдохнула и выдала заготовленную тираду о моем журналистском интересе к его персоне. Коваленко посторонился и пропустил меня в квартиру. Мы сидели на кухне и пили чай с булочками. В доме вкусно пахло корицей, и булочки были еще теплые, из чего я сделала вывод, что их испекли совсем недавно. Странно, ведь в квартире, кроме нас, никого нет…
Словно угадав мои мысли, полковник рассмеялся:
– Это я сам пек. Жена к дочке на несколько дней уехала, так не сидеть же на бутербродах. Хотите, я вас еще и настоящим украинским борщом угощу?
Кастрюля с борщом выглядела очень заманчиво. Конечно, по правилам графа Монте-Кристо, нельзя есть в доме врага, но я вспомнила об этом очень поздно, когда несколько булочек уже удобно устроились на дне желудка, поэтому, немного подумав, я отправила туда же и борщ.
Размешивая ложкой сметану, Коваленко, которого звали Сергей Иваныч, рассказывал мне свою историю с Петровичем, стоившую ему военной карьеры.
– Ты, наверное, думаешь, что я нечестный человек? – говорил он. – Да нет, я человек обычный. Но как отказаться от добра, которое само плывет в руки? Ты знаешь, сколько сейчас военным платят? Вот то-то и оно. А у меня дочка школу заканчивала, жена как раз болела, им тоже хотелось по-человечески есть-пить-одеваться.
В общем, некрасивая, конечно, история, но на Сашку Корчагина я зла не держу. Когда он всю эту канитель завертел, я и так увольняться собирался. Мне место в банке предложили, хорошее, доходное место. Я ему тогда сказал, мол, помолчи ты недельку-другую, я в отставку выйду, ты мое место займешь и наводи тогда себе порядок на здоровье. А он на дыбы. «Я на место твое не зарюсь! – кричит. – Такие, как ты, всю армию позорят!»
В общем, плюнул я на него, подал рапорт об увольнении. А за неделю до того, как мне ему полномочия передавать, он приходит, лица на нем нет. Говорит: «Сергей Иванович, подпишите мне рапорт». Я так удивился, слов нет. Спрашиваю: «Чего это ты, правдолюбец, белены объелся?» А он: «Мне домой срочно надо, у меня семейные обстоятельства…»
Я-то знал, что у него мать пару лет назад умерла, сестра одна осталась, и подумал грешным делом, что она рожать без мужа удумала. В общем, все обиды позабыл и с рапортом ему помог. Так что мы из армии почти одновременно ушли. Он домой уехал, а я в банк свой устроился. Живу теперь, в ус не дую. И зарплаты хватает, и о сотнях оболтусов думать не надо.
Чем дольше я слушала полковника Коваленко, тем больше убеждалась, что он не убийца. Во-первых, мстить Петровичу ему было совершенно незачем – увольнение из рядов доблестных Вооруженных сил не нанесло ему никакой душевной раны. Да что говорить, все вокруг свидетельствовало о том, что в гражданской жизни Сергей Иваныч устроился совсем неплохо, гораздо лучше, чем в военной.
Полная раскаяния, я поведала полковнику о своих черных подозрениях. Он от души рассмеялся, но потом загрустил:
– Сашку-то жалко, – сказал он, – хоть и упертый он был до невозможности, но человек хороший. Точно кому-то дорогу перешел, за это и убили его, правдолюбца. Но я тут ни при чем. А ты, девонька, не лезь в это дело. Нечего из себя детектива корчить. Вот так придешь к настоящему душегубу, как сейчас ко мне, а потом найдут тебя где-нибудь в канаве.
Мы проговорили еще около часа, а потом я засобиралась на вокзал. Без сомнения, моя версия, по которой следы преступления тянулись в армейское прошлое Петровича, была ошибочной.
В поезде я пыталась придумать другую версию, но у меня ничего не получалось. Вдруг я вспомнила, что звонила Таракану. Когда я представила, как сейчас буду объяснять ему, что преступник, за которым он приехал, вовсе не преступник, мне стало плохо. Но у вагона людей в форме не было. С одной стороны, я обрадовалась, что избежала неприятных объяснений, с другой – возмутилась. А если бы меня и вправду собирались убить?..
Впрочем, и радость, и возмущение испарились довольно быстро. Я обнаружила Таракана у подъезда собственного дома. Он явно меня дожидался.
– Добрый вечер, уважаемая Алиса Михайловна, – прогундосил он, – давненько мы с вами не виделись. Вы куда-то уезжали?
– Да, в командировку ездила, – затараторила я, – по делам фирмы.
– Ах, фирмы, – сладко улыбнулся Таракан. – В следующий раз, когда будете работать свахой в другом городе, не поднимайте на ноги органы правопорядка. Если ваша работа связана с риском, то обратитесь в частное агентство и наймите себе охрану. И еще, не путайтесь под ногами со своим частным расследованием. Вспомните, что случилось с любопытной дамой по имени Варвара. Будете мешать, арестую на пятнадцать суток. Считайте, что я вас предупредил.
В квартиру я ворвалась, кипя до возмущения. Нет, каков нахал!
* * *
Немного поостыв, я поняла, что вела себя как последняя дура. В конце концов, об истории с полковником Коваленко я узнала от Инки, а она откуда? Правильно, от следователя. Поэтому нетрудно было догадаться, что эту версию неведомый мне следователь Мехов и противный Таракан-Бунин наверняка отработали и к моменту моего броска за тридевять земель уже прекрасно знали, что Коваленко не убийца.
Если бы я не была так обозлена на недружелюбного Таракана, если бы меня не гнобила мысль, что меня считают виновной в гибели человека, которого я так сильно любила, я бы обязательно подумала об этом раньше.
Дурында ты, Алиса, подумала я, но расстраиваться не стала. В конце концов, я была совершенно убеждена в том, что настоящего убийцу еще не поймали, поэтому головоломка, в которую оказалась замешана моя скромная персона, до сих пор оставалась неразгаданной.
Немного подумав, я решила не вмешиваться в это дело. Инка права, меня никто не посадит в тюрьму за преступление, которого я не совершала. Может, у нас такое и случается, но не со мной. Руки у них коротки. Поэтому я легла спать с совершенно спокойной душой.
Но посреди ночи я проснулась от резкой, как толчок в спину, мысли. Петровича убил мой бывший любовник Павел! Ну конечно! Все совпадает. Павел сам признался, что видел меня с Петровичем и даже просидел всю ночь на лестнице, карауля, пока тот выйдет. Когда самые худшие его подозрения подтвердились, он приперся ко мне с чемоданом, но я выставила его вон, заявив, что мы никогда не будем вместе. Вполне логично, что сжегший за собой все мосты Павел решил убрать единственную преграду на пути к моей руке и сердцу.