– Я не придал этому значения. Но когда узнал, что в эту самую ночь убили Валентину…
– Вы подумали про свою жену.
– Да.
– Конечно, вы могли подумать и про другое. Про то, как замечательно вышло, что ей взбрело в голову отправиться на прогулку, и теперь обвинить ее во всем ничего не стоит.
– Я не убивал Валентину, клянусь. Я не уверен даже, что это дело рук Пилар, ведь, в конце концов, она моя жена.
– А вы испанский кабальеро, – вновь начал закипать Гарсон.
– С вами я не буду разговаривать.
Я опасалась худшего.
– Тут тебе не курорт, будешь разговаривать, с кем тебе прикажут.
– С вами не буду.
– Это вы устроили обыск у меня дома? – вклинилась я.
– Нет, не я. Даже не знаю, о чем вы говорите.
– Кто-то обыскал мою квартиру и убил собаку Лусены. Наверняка искали его бухгалтерскую книгу. Вы об этом не знали?
– Нет.
– Однако это не могла быть и ваша жена. Вероятней всего, она и не подозревала о существовании этой тетради.
– Это не так. Я ей о тетради рассказал.
– Рассказали, что у вашей любовницы имеются против вас улики?
– Да, чтобы Пилар оставила меня в покое и не требовала бросить Валентину.
Заметив, что над нами вновь явно сгущаются тучи, я поспешила позвать охранника, чтобы он увел подозреваемого. Пока на этом допрос закончился. Гарсон пыхтел, словно кастрюля-скороварка.
– Вы не представляете, до чего мне жаль, что я полицейский, – сказал он.
– Почему?
– Потому что, если бы я им не был, я бы сейчас устроил этому типу веселую жизнь…
Не обращая на него внимания, я собирала свои вещи.
– Куда это вы? – спросил он.
– Ухожу. Вы знаете, который час?
– Уже поздно, конечно, но если мы до конца используем ситуацию… Подозреваемые устали, и, наверное, им будет труднее запираться.
– Труднее будет мне. Они только что признались нам в убийстве, Гарсон. У меня голова кругом идет и нервы на пределе. Мне сейчас необходимо переварить все, что я услышала, принять душ, поесть… Да и вам это не помешало бы.
– Я прекрасно себя чувствую.
– А завтра будете себя чувствовать еще лучше. Поезжайте-ка вы куда-нибудь поужинать со своим сыном.
– С моим сыном? Он уже неделя как улетел. Я не смог даже с ним попрощаться. Он оставил мне записку на холодильнике.
– Не слишком вы были к нему внимательны, верно?
– На меня много всякого сразу свалилось.
Странно было вернуться домой и не увидеть Ужастика. Оказывается, я уже привыкла к его приятной компании, даром что это был совсем небольшой зверек. Я тяжело рухнула на диван, не в силах даже налить себе виски. Преступление на почве страсти и избиение, приведшее к смерти, вот и все. Ничего сложного и изощренного. Деньги и любовь. Жестокость и злоба. Низкие чувства. Мотивы убийств можно пересчитать по пальцам, они одни и те же со времен Шекспира, со времен Каина и Авеля. Все остальное – повторение. Жизнь почти так же нелепа, как смерть, но гораздо тяжелее. Мне хотелось спать, у меня болела спина, но основным моим ощущением была смутная грусть. Из-за чего? Возможно, я скучала по уродливой голове Ужастика, по возможности общаться с ним без слов. Кто-то из супругов Рибас убил Валентину. Теперь Гарсон уже не сможет жить за городом. Какой абсурд! Еще у меня болели глаза. На протяжении многих недель забивать себе мозги одними и теми же мыслями вредно для здоровья, они могут протухнуть. Нужно уметь эти мысли отбрасывать. Я сняла трубку и позвонила Хуану Монтуриолю. Все ему рассказала.
– Как видишь, твое участие в расследовании стало решающим.
– Сугубо профессиональная помощь. Как там Гарсон?
– Паршиво.
– А если никто из супругов не сознается, что вы будете делать?
– Сейчас я не могу думать. Почему бы тебе не приехать ко мне? Выпьем по рюмочке.
– Не думаю, что это хорошая мысль, Петра.
– Почему?
Он помолчал, откашлялся.
– Я считаю, мы не должны еще больше углублять наши отношения. Ты меня понимаешь?
– Нет.
– Я никогда к такому не привыкну, Петра, вот в чем дело. Даже теперь, когда между нами не существует никаких обязательств, мне приятно, если женщина, которая спит со мной, воспринимает меня как нечто главное, если она звонит мне и сообщает о том, что делает, если… в общем, понятно. Система «дружба – постель» не для меня. И я очень сожалею об этом, потому что ты мне ужасно нравишься. Теперь ты понимаешь?
– Да.
– В любом случае, я на тебя ничуть не сержусь. Увидимся, когда ты приведешь Ужастика на консультацию.
– Ужастика убили, когда обыскивали мою квартиру.
– Сочувствую. Ну, тогда увидимся где-нибудь в нашем районе, чтобы выпить кофе.
– Да, конечно.
– Мне бы хотелось, чтобы ты по-настоящему поняла мою точку зрения.
– Я понимаю, и она кажется мне правильной.
– Я рад. Ты мне расскажешь потом, чем все кончилось с Рибасами?
– Хорошо.
Я повесила трубку. Такой провал – в моем возрасте. Он одержал уверенную победу. Кем ты себя возомнила, мисс Вселенной? Веселой пятнадцатилетней девчушкой, способной влюбить в себя с первого взгляда? Роковой женщиной? Выпить кофе! Интересно, как это я удовлетворюсь чашкой кофе, сидя рядом с Хуаном Монтуриолем? Видеть его сильные руки, открывающие пакетик с сахаром, его губы, прикасающиеся к чашке, его зеленые глаза, направленные на меня… К черту кофе! Я отправлюсь в постель немедленно, не приняв душ, не поужинав, не вспомнив о накопившемся в голове мусоре из любовных историй. Мне вдруг стало ужасно тоскливо без Ужастика.
Трудно заранее подготовиться к очной ставке. Любая стратегия рассыпается в пух и прах перед инерцией, вызванной встречей двух людей. И чем теснее связаны эти люди, тем быстрее проявляется эта инерция. Задача становится тем более сложной, когда речь идет о муже и жене. Однако мы мало что можем сделать в подобной ситуации, кроме как выслушать, сделать выводы и, возможно, направить разговор в нужное русло.
Когда вошла его жена, Рибас встал. Я попыталась наскоро оценить взгляды, которыми они украдкой обменялись. Мне показалось, что оба смущены. Они составляли друг с другом гармоничную пару. Он – сильный, крепкий, привлекательный. Она – бледная, хрупкая как ребенок. Рибас заговорил первым, произнеся короткую фразу, в которой слышались жалоба и боль:
– Как ты могла?..
Она не ответила. Только нахмурилась и сжала зубы, выказывая несокрушимое упорство. Сев, с деланным бесстыдством закинула ногу на ногу. Посмотрела на меня.