– А твой дедушка так не считал.
– Позже я узнала, что он дал свое согласие на предложение Чада без моего ведома.
Круз тихо выругался.
– Он принудил тебя согласиться на этот брак?
Аспен не спешила ответить.
– Нет. Я могла отказаться.
– Но не отказалась?
– Нет, но в ту ночь я не считала себя обрученной.
– А когда поцеловала меня?
Аспен напряженно застыла на месте.
– И тогда тоже.
– Я все еще не получил ответа на свой вопрос.
Она не могла вспомнить, что он у нее спросил, ее мысли были направлены в прошлое.
– На какой вопрос?
– Почему ты подставила меня?
Аспен покачала головой:
– Я не очень-то понимаю, о чем ты говоришь.
Круз заметил, что в ее взгляде было искреннее смятение и непонимание.
– Ты хочешь сказать, что это было простым совпадением, что твой дедушка застал нас, затем выгнал меня с фермы, в итоге освободив дорогу в капитаны его звездной команды для Андерсона?
Глаза Аспен округлились: казалось, она искренне удивлена.
– Я никогда бы… – Она часто моргала, словно пытаясь собрать свои запутанные мысли. – Дедушка сказал мне, что это ты сам решил покинуть «Райский берег».
Круз, услышав ее наивные объяснения, состроил насмешливую гримасу.
– Скорее было так – мне предложили выбор: или я ухожу сам, или мне помогают это сделать, – произнес Круз с горечью в голосе.
Он не мог обманывать себя, что не чувствовал обиды. Ведь на протяжении одиннадцати лет он относился к Чарльзу Кармайклу с восхищением, на что старик ответил ему злобой и ненавистью, несправедливыми обвинениями, разрушив тем самым все обещания, которые он когда-то ему давал.
– Он обвинил меня в том, что я обесчестил его внучку, а ты не произнесла и слова, чтобы разубедить его в этом.
– Я ничего об этом не знала, – мягко произнесла Аспен. – Позже я сказала ему о том, что между нами ничего не было.
Крузу не нужны были ее извинения.
– Пусть будет так.
– Но ты мне не веришь?
– Это не имеет значения.
– Наверное, но я слышу в твоем голосе боль, и я тебя не виню. Я не должна была тогда молчать.
– В моем голосе можно услышать не боль, а абсолютное отвращение. – Круз сделал шаг ближе, отметив то, какой маленькой и хрупкой она казалась. Ему была хорошо известна на вкус ее кожа, он знал ее запах. – Той ночью… – Он заставил себя собраться с мыслями. – Я чувствовал обиду. Я думал, твой дедушка меня уважает. Заботится. – Круз резко выдохнул, затем провел рукой по своим волосам. – Я оказался не прав. Ты знаешь, что он мне тогда сказал?
Круз не мог понять, почему рассказывал Аспен столь личные подробности, но, казалось, не мог остановиться.
– Он сказал мне, что я недостаточно хорош для его внучки. Он не допускал даже мысли, чтобы твоя чистая благородная кровь смешалась с моей безродной мексиканской.
– Моя родословная не столь безупречна. Мама позаботилась об этом, когда сопротивлялась и бунтовала против своего отца. Мои родственники никогда не могли забыть старые обиды и помириться. А матери всегда безумно хотелось вернуться на ферму, которую она считала своим домом.
Аспен чувствовала, что в горле застрял нервный ком.
– Но дедушка выгнал ее. И так же он поступил с тобой. Через два дня после того, как ты ушел, у него был сердечный приступ, и я уверена, что это случилось из-за того, что он понял, что и тебя потерял. Хотя он этого не показывал, но из-за твоего ухода дедушка чувствовал себя ужасно. И мне стыдно за то, как я себя повела тогда. Я просто испугалась, Круз.
Она посмотрела на него глазами полными раскаяния, и Крузу ничего не оставалось, как только поверить в искренность ее слов.
– Ты ведь знаешь, какой у моего дедушки был сложный взрывной характер. Я боялась его.
– Он ничего бы тебе не сделал, – резко ответил Круз. – Он был зол на меня, а тебя он любил и боготворил.
– По крайней мере, до тех пор, пока я делала все так, как он хочет. – Аспен дрожала. – Я была так взволнованна и испугана, когда впервые приехала на ферму «Райский берег»! Об этом месте мне много рассказывала мама. Я никогда не встречалась со своим дедушкой раньше, и мне безумно хотелось ему понравиться. Но когда я повзрослела, мне стало сложнее во всем с ним соглашаться. Той ночью… – Аспен замолчала и посмотрела на Круза любопытным взглядом. – Почему же ты не стал защищать себя? Почему ты не сказал моему дедушке, что это я поцеловала тебя?
– Этого поцелуя хотела не только ты. – Круз взволнованно провел рукой по своим волосам. – И ты тогда выглядела такой… испуганной.
Аспен неуверенно ему улыбнулась.
– Да, мне было действительно страшно. Я никогда еще не видела своего дедушку в таком гневе.
Круз на мгновение закрыл глаза.
– Ты подумала, что он отречется от тебя и выгонит точно так же, как твою мать.
Правда о том, что произошло в ту роковую ночь, повисла в воздухе.
– Сейчас все это кажется таким глупым, но…
– История могла повториться. Твоя мама связалась с лыжным инструктором… ты – с игроком в поло.
– Я так о тебе не думала, но дедушка был очень зол. – Аспен задрожала, вспомнив выражение лица своего дедушки в ту ночь. – А я не хотела покидать ферму, то место, которое так любила моя мама. Она часто рассказывала мне о своей жизни на ферме. Ты же видел в конюшне подкову, застрявшую между двух балок на потолке?
Круз кивнул.
– Много лет назад моя мама и дядя Джо играли с остальными ребятами в игру, в которой нужно было набросить подкову на вертикальную палку. Однажды мама так расстроилась проигрышу, что запустила подкову в голову дяде Джо. – Аспен тихо засмеялась, вспоминая, как ее мама рассказывала ей эту забавную историю. – Но бросок не был точным, подкова полетела вверх и каким-то образом укрепилась на потолке. Моему дяде крупно повезло. – Она улыбнулась. – И поэтому каждый раз, когда я смотрю на эту подкову, мне кажется, что мама где-то рядом.
Аспен быстро отвела свой взгляд, затем, казалось, через силу заставила себя снова посмотреть на Круза.
– Я так долго мечтала тебя поцеловать, что ни о чем другом в тот момент не могла думать. Я знаю, что ты не хочешь этого слышать, но я прошу у тебя прощения, Круз. Я должна была заступиться за тебя.
Круз обхватил ее лицо своими руками и припал к ее губам. Его поцелуй был легким и нежным.
– Все нормально. Я помню, какой у твоего дедушки был вспыльчивый характер.
Губы Аспен изогнулись в неуверенной дрожащей улыбке.