– Ты говоришь это всерьез? Ты действительно собираешься уехать?
– Да. – Она вцепилась в край столешницы так, что побелели суставы пальцев. – Возможно, завтра.
– Завтра?
Панику тотчас вытеснил нахлынувший гнев.
Макс встал из-за стола.
– Завтра? Вот так просто? Ты даже не подумала о том, чтобы дать мне время и шанс…
– Чтобы разубедить меня в моем выборе? – Она отрицательно покачала головой, не глядя на Макса. – Спорить бесполезно. Мы с самого начала понимали, к чему все это…
– Нет, это ты знала. Ты полагала. Я попросил твоей руки. Вот к чему, как я думал, все это идет.
Чертыхнувшись, он отошел к окну, и Анна продолжала говорить уже ему в спину.
– Ты же понимаешь, что мы не можем пожениться, – тихо произнесла она. – Я не могу жить среди полусвета, ты не можешь вести спокойную жизнь в деревне. Нам, да и Хаверстонам придется столкнуться с осуждением. Ты…
Макс резко повернулся и перебил ее:
– Мы и Хаверстоны надежно защищены титулами, богатством и властью. Никакие сплетни не повлияют на наше положение в обществе, уверяю тебя.
– Твои племянницы…
– Мои племянницы вынуждены будут выйти замуж за тех джентльменов, которые проявят уважение к моей жене. И я буду на этом настаивать.
– Все не так просто. Решения молодых мужчин могут быть ограничены их собственными семьями. Из-за меня самый распрекрасный претендент на руку твоей племянницы может столкнуться с противодействием своей семьи.
Макс нетерпеливо отмахнулся.
– Если этот человек сочтет, что рука моей племянницы не стоит той смелости, которую нужно проявить, чтобы настоять на своем, – скатертью дорога!
Анна на мгновение прикрыла глаза.
– Ты все упрощаешь.
– Нет, это ты все усложняешь, хотя в этом нет никакой необходимости. Ты так много времени тратишь на переживания по поводу того, как примут тебя в обществе, что совершенно не учитываешь мнения и желания других.
– Это неправда! – выпалила Анна. Она наконец подняла глаза, их взгляды встретились, и она встала. – Я их учитываю. Ради бога, посмотри на себя. Посмотри, что сделала с тобой моя мать.
Макс сделал несколько нерешительных шагов вперед, гнев и душевная боль разрывали ему сердце. Никогда еще он не хотел так накричать на собеседника и обнять, чтобы успокоить, – и все это одновременно.
– Ты нисколько не виновата в действиях своей матери, Анна. Ты должна знать, что…
– Я знаю. И еще я знаю, что с моей стороны будет безответственно забывать о том, что мои поступки могут иметь самые разнообразные последствия. Некоторые маловероятны, да, и, возможно, в том, что касается наших семей, эти последствия могут оказаться не столь серьезными, как мне кажется. – Она подняла руку, прежде чем он смог ухватиться за это небольшое отступление и перейти в наступление. – Но некоторые из них реальны, некоторые будут неизбежны, а некоторые мне прекрасно известны, и я уверена, что я их не преувеличиваю. Я – повод для сплетен и скандалов. В Лондоне я буду мишенью для постоянных насмешек. Всегда была.
– Если тебя так беспокоят пересуды, мы найдем способ их избежать. Я не прошу тебя вернуться в Андовер-Хаус в качестве Ледяной Девы. Я прошу тебя разделить со мной кров в качестве виконтессы. – Как может она не видеть разницы между тем, к чему вынуждала ее мать, и тем, что предлагает он? – Приглашай гостей, заводи друзей, посещай только те балы, которые ты сама захочешь посетить. Распускай собственные чертовы слухи, если тебе угодно…
– И все равно люди будут шептаться…
– Черт с ним, пусть шепчутся! – перебил он. Макс запустил руку в волосы, он был ужасно расстроен и глубоко оскорблен в своих чувствах. – Боже, как легко ты готова сдаться.
– Я не сдаюсь. Я пытаюсь облегчить для нас неизбежное, но это…
– Я не хочу более легкого пути. Это не неизбежное, это твой собственный выбор.
– Прошу, перестань кричать.
Макс с трудом сдержал витиеватое ругательство, готовое сорваться с его уст. Он даже не заметил, как возвысил голос, а теперь, когда она указала ему на это, понял, что просто не может говорить тихо. Взять себя в руки – значит, загнать гнев внутрь, но тогда наружу вырвется паника и, что еще хуже, вернутся старые страхи и неуверенность.
Анна уезжает. Он ей не нужен, значит, она его не любит. Значит, одного его ей недостаточно. У нее есть ее домик в деревне, ее миссис Кулпеппер и презрение к лондонскому обществу. Так зачем он ей нужен?
– Если вы решили сбежать, я не могу остановить вас, и будь я проклят, если стану умолять вас проявить хоть немного смелости.
– Это не трусость! – выпалила она. – Это благоразумие, здравомыслие и честность. И я пытаюсь предугадать те последствия, которые будет иметь мой выбор, но если во всем этом вы видите только трусость, тогда… – Она отвернулась и крепко сжала губы. – Тогда, очевидно, мы понимаем друг друга не так хорошо, как нам казалось.
Он ничего не ответил. Казалось, сказать больше было нечего.
– Я думаю… – тихо произнесла Анна, – что будет лучше, если мы попрощаемся сейчас, чем будем растягивать прощание и…
– До свидания, Анна. – Его голос был жестким и звучал совершенно безжизненно. – Счастливого пути!
Он поклонился, не глядя на нее, повернулся и вышел из комнаты. Если она сказала слова прощания в ответ, то он их не услышал. Да ему и не хотелось.
Макс стоял у окна в своей комнате, наблюдая за экипажем, который подъехал к парадному входу в дом. Рассвет наступил серый и безрадостный, плотные тучи нависли над холмами, а в воздухе ощущался запах дождя.
Он не останется, чтобы наблюдать все это. Так он решил накануне ночью, когда сидел в одиночестве, потягивая бренди и теша свою злость. Его не будет здесь, когда Анна отправится в свой коттедж навстречу новой жизни без него.
Она точно так же могла бы наблюдать, как он отправляется в Лондон… На самом деле в Макмаллин-Холл, но она этого не узнает. Пусть думает, что он отправился в город, где много прекрасных дам, которые благосклонно примут его знаки внимания. Прелестных, искушенных, раскованных дам… которые его совершенно не интересовали.
Это было глупо и совершенно по-детски… но так было. Он хотел вести себя глупо и по-детски. Он готов был испробовать все, что могло бы заполнить ноющую пустоту в груди.
Макс взял экипаж, а поскольку ему не нужно было укладывать вещи, покинул Колдуэлл-Мэнор как раз в тот момент, когда лакеи закончили загружать экипаж Анны и первые капли дождя начали падать с потемневшего неба.
До Макмаллин-Холла быстрее было добраться верхом, но скакать под дождем и по грязи казалось невероятно грустно. А он не грустил, он был чертовски несчастен.