С тех пор как я вернулся к себе в подразделение, в моей жизни непрерывно менялись светлые и темные полосы. Светлыми периодами были удачные операции, а темными – время ожидания очередной миссии. Если мы не были в командировке, то тренировались, готовясь к ней. Нас попеременно посылали то в Ирак, то в Афганистан. Это был безостановочный конвейер, и не имело никакого значения, холост ты или женат и есть ли у тебя дети. Все было сосредоточено на работе. Она была приоритетом номер один.
Конечно, из соображений безопасности мне не следовало бы затрагивать тему семей, но было бы нечестно по отношению к читателям представлять все так, словно все мы были бесполыми холостяками. У нас были жены, дети, девушки, бывшие жены, родители, братья и сестры, и им тоже надо было уделять время. Мы старались быть хорошими отцами и мужьями, но затянувшаяся война мешала этому даже тогда, когда мы находились дома.
Мы жили, постоянно поглядывая одним глазом на сводки новостей и ожидая очередного происшествия вроде того, что случилось с капитаном Филлипсом. Даже тренируясь, мы выкладывались на полную катушку, чтобы быть готовыми ко всему. Это не давало нам времени задумываться о чем-то еще.
Семьи, как правило, с пониманием относились к такому образу жизни. Видя, как мы по восемь-десять месяцев в году проводим на тренировках и боевых заданиях, они тоже знали, что является главным приоритетом в жизни.
Они хотели, чтобы мы вернулись домой. Они хотели, чтобы мы вернулись живыми.
Семьи очень мало знали о том, в чем заключается наша работа. Они и представить себе не могли то удовлетворение, которое мы испытывали, уничтожая очередного взрывника или боевика Аль-Каиды. Ведь тем самым мы делали мир безопаснее или, по крайней мере, облегчали жизнь нашим солдатам в Афганистане. Возможно, они понимали это теоретически, но от этого их тревога за нас не становилась меньше.
Семьи со страхом ожидали, что однажды у дверей их дома появятся люди в форме и сообщат, что мы больше никогда не вернемся. «Морские котики» уже потеряли многих замечательных парней, и DEVGRU в этом отношении не была исключением. Эти жертвы были не напрасными. Мы знали, что усвоенные нами уроки и подвиги наших товарищей не будут забыты. Мы осознавали, на какой риск идем в ходе боевых заданий и тренировок, мы научились жить с этим риском и готовы были на жертвы. Однако наши семьи не могли понять и принять такого образа жизни. Не были исключением и мои родители.
Перед окончанием средней школы на Аляске я сказал отцу и матери, что собираюсь пойти в армию. Они были огорчены. Мать никогда не разрешала мне в детстве играть с солдатиками и другими военными игрушками, так как считала, что они приучают ребенка к насилию. Позже я в шутку говорил, что, если бы она в свое время позволяла мне это, я наигрался бы и у меня не возникло бы желания посвятить свою жизнь военной службе.
Перед самым окончанием школы я сидел в кухне и говорил по телефону с ведомством, осуществлявшим набор призывников. До этого момента, думаю, родители считали, что речь идет лишь о временном увлечении, которое пройдет, но тут увидели, насколько все серьезно.
Отец сел рядом со мной и начал длинный разговор о моих жизненных планах и об учебе в колледже:
– Мне не хотелось бы, чтобы ты шел служить, – закончил он свою речь.
Отец не был убежденным пацифистом, но рос как раз в то время, когда во Вьетнаме шла война, и знал, как она влияет на людей. Многие из его друзей были призваны в армию и не вернулись домой. Он не хотел, чтобы сын повторил их судьбу. В то время я не понимал, что его слова продиктованы тревогой за мою жизнь, я считал, что он требует от меня невозможного.
– Я все равно пойду служить, – сказал я. – Это моя мечта. Отец никогда не повышал на меня голос, предпочитая спокойное убеждение.
– Послушай меня, – сказал он. – Если мои советы имеют для тебя хоть какое-то значение, попробуй поучиться один год в колледже. Не понравится – можешь уйти.
Отец хорошо понимал, что, учась в маленьком поселке на Аляске, я еще совершенно не видел жизни. Он был уверен, что, если я начну учиться в колледже, передо мной откроется совершенно новый мир, который заслонит мою детскую мечту о службе в составе «морских котиков».
Отец предложил мне небольшой колледж на юге Калифорнии.
– Хорошо, папа, – сказал я. – Но только один год.
В итоге один год растянулся на четыре, и, получив диплом, я уже подумывал о том, чтобы выучиться на офицера и пойти служить на флот. Но в колледже я познакомился с одним бывшим «котиком», который отговорил меня от этой идеи. Он сказал, что офицером можно стать в любое время, но лучше пройти военную службу с самых низов и понюхать пороха. Когда после окончания колледжа я подал документы на призывной пункт, у отца уже не было возражений.
Как и все мои сослуживцы, я с детства мечтал стать «морским котиком». А окончив базовую подводную подготовку, твердо решил стать лучшим из лучших. И в этом я был не одинок. Многие мои товарищи имели такую же мечту. Но всем нам пришлось столкнуться с большими трудностями. Мы называли это «эффектом разгоняющегося поезда». На него трудно запрыгнуть, но, по мере того как он набирает ход, с него становится все труднее соскочить, и тут уже не остается ничего другого, кроме как держаться изо всех сил.
Фактически у каждого из нас было по две семьи: люди, с которыми мы вместе служили, и родственники, оставшиеся дома. С коллегами по службе вроде Фила, Чарли и Стива меня связывают такие же крепкие родственные отношения, как и с членами моей семьи.
Большинству моих коллег было очень нелегко поддерживать баланс между работой и семейной жизнью. Многие из них пережили болезненные разводы. У нас никогда не было времени, чтобы сходить на чью-то свадьбу, похороны или семейный праздник. Мы не имели права сказать начальству «нет», поэтому нам часто приходилось отказывать своим семьям. У нас было мало выходных и отпусков. Работа всегда оставалась главным приоритетом. Она забирала человека без остатка.
Даже в короткие периоды отдыха перед командировками нас все равно тянуло на службу, и мы приходили просто посмотреть, как готовятся другие ребята, да и сами включались в тренировку.
Дело в том, что все мы, и я в том числе, любили эту работу. Мне неловко в этом сознаваться, но каждый солдат с нетерпением ожидал очередного вызова по тревоге, который заставлял все остальное в мире отойти на задний план.
* * *
В 2009 году я был в своей одиннадцатой по счету командировке. За это время из новобранца я стал правой рукой Фила. Единственным перерывом в боевой службе начиная с 2001 года была учеба в Зеленой команде, если это вообще можно назвать перерывом. Восемь лет были без остатка заполнены либо участием в боевых действиях, либо подготовкой к ним. К этому времени я уже возмужал и набрался опыта. Новички в ходе операций старались держаться поближе ко мне. Правда, им было немного полегче, чем мне в свое время. Ведь вся наша команда уже была далеко не той, что раньше. В ходе командировок в Афганистан и Ирак мы постоянно совершенствовались и приобретали все больше опыта.