Только однажды я, не удержавшись, выступила против этого очевидного тренда (кажется, моя заметка называлась «Помилосердствуйте, господа!»). Если судить по многолетним комментам к моим материалам, то всем абсолютно очевидно следующее: подростков надо понимать и принимать, их нельзя ни к чему принуждать силой, говорить с ними надо очень тонко и осторожно (они очень ранимы), если с ними что-то не так, то всегда виноваты родители и/или учителя.
Но ведь равно очевидно, что реальность – мнения взрослых людей и их поступки по отношению к конкретным подросткам – устроена совершенно иначе.
Вот какие гипотезы приходят мне в голову по этому поводу.
1 вариант.
На сайте «Сноб» собрались уникальные люди, всегда и во всем действительно находящиеся на стороне подростка и так поступающие в своей реальной жизни.
2 вариант.
Анализируя чужую жизнь, люди говорят о теории, которую разделяют: «Надо „принимать подростка“». Другое дело, что на практике это не всегда выходит. Но всем нужно пытаться.
3 вариант.
Что бы там ни говорили в теории, но подростка в нашей культуре никто не считает полноценным человеком, реально отвечающим за свои слова и поступки. Если с ним что-то происходит или он что-то делает, то в этом всегда виноват кто-то другой (обычно семья).
4 вариант (он же вопрошание к читателям).
Все были подростками. Но ведь многие являются и родителями тоже. Почему же, читая мои истории, все легко разделяют чувства героя-подростка и как бы идентифицируют себя с ним, но в то же время отказываются разделять чувства родителей?
Может быть, это так пишу? Или собственные подростковые раны читателей болят больше, чем родительские? Или все просто автоматически встают «за слабого», которым принято считать именно ребенка, подростка?
* * *
Павлик был кудряв и симпатичен, почти смазлив. Он охотно рассказал мне, как мать ограничивает его подростковую свободу и как ему стыдно перед друзьями за ограниченные финансовые возможности семьи. Сообщил, что у них в гимназии тоже есть психолог, кандидат наук.
– Если тебе мало денег на развлечения, пойди и заработай, – сказала я ему. – С 14 лет у нас на работу берут даже официально, через молодежную биржу труда. Ты умеешь организовывать исправление двоек – сумеешь и это. А с матерью ты поступил, как мелкий трусливый гаденыш. Еще нет никого, кому в этом мире ты был бы так же нужен, как ей, – ты пока не заслужил этого своими делами, своим творчеством или своей любовью. А материнская любовь достается детенышу бесплатно, по праву законов природы. Но ты уже вырос. И должен понимать: тебя как человека характеризует то, как ты ведешь себя по отношению к чувствам матери. Сила, слабость, великодушие, понимание, садизм, глупость, ум, достоинство, честь… Какие пункты выберем, чтобы описать твое поведение в этой истории? Можешь не отвечать… Главное, что будут еще ситуации, и все зависит только от тебя.
Она зашла ко мне спустя где-то месяц.
– Спасибо вам, – сказала она. – Я не знаю, о чем вы с Павликом говорили, он мне ничего не рассказал, но он, вы знаете, после этого разговора как-то притих. Даже сказал, что хочет устроиться работать, правда, пока это только слова…
– Притих? Ну вот и вы притихните, – посоветовала я. – Каждый одновременно – и на своей стороне, и на стороне другого (кто вообще придумал эти стороны разводить?!). Глядишь, и проскочите «трудный возраст».
В своих новеллках я много пишу о детях, о чувствах, о понимании и непонимании в семье, о том, как трудно бывает докопаться, что, собственно, в семье происходит. Но мало – о методах и приемах. Касательно методов это легко объяснимо: в основном я работаю в режиме психологической консультации и всякие классические методики, типа свободных ассоциаций, «горячего стула», психодрамы или даже арт-терапии, использую редко. Хотя когда-то им и училась. Но вот приемы приходится изобретать часто и иногда прямо по ходу дела. К классической психологии и психотерапии это отношения не имеет, но срабатывает иногда удивительно точно. Хотите сами попробовать? Давно уже у нас не было «психологических загадок». Сегодня я расскажу две реальные и на первый взгляд совершенно разные истории жизни двух женщин. И сразу скажу: это истории со счастливым концом – обеим женщинам помог один и тот же очень простой прием (не имеющий отношения к психологической классике). Попробуйте догадаться, что именно решило их проблемы. Удачи!
История первая
– Мне было 13 лет, когда в ужасной автокатастрофе, в которую мы попали всей семьей, погибли моя мать, отец и младший брат. Удивительно, но я сама тогда не только выжила, но и практически не пострадала, отделавшись несколькими царапинами и трещиной в запястье. Потом я жила у бабушки с дедушкой с материнской стороны. Они были добры ко мне, почти никогда ни за что не ругали, за глаза бабушка называла меня «наша сиротка». В школе меня тоже все жалели, первые два года после несчастья явно завышали оценки. При такой позиции взрослых я могла бы распуститься, спекулировать своим несчастьем, связаться с дурной компанией и т. д., но вместо этого я прилежно училась, успешно поступила в институт, потом в аспирантуру, самостоятельно нашла хорошую работу… Но вот друзей после гибели родных у меня, по сути, никогда не было. В школе я не понимала почему – ведь я не была ни злой, ни глупой, хорошо училась, никогда никого не предавала… На выпускном вечере я спросила об этом у подвыпившей одноклассницы, которая была моей подругой в начальной школе. Она ответила: «Да ты сама нормальная, но с тобой долго невозможно, ты как будто свою погибшую семью таскаешь с собой в сумке, а кому это надо?»
В институте я посещала психолога. Он тоже сразу сказал, что я не прожила ту давнюю травму, мне надо ее прожить и идти дальше. Я стала проживать под его руководством, много плакала, похудела на 12 кг, мама и брат снились мне каждую ночь, разговаривали со мной. Днем не могла заниматься, все думала о них, о том, как бы сложилась наша, моя жизнь, если бы они не погибли. Потом психолог сказал, что нужно уже прекращать думать, но я не могла – они для меня опять стали как живые, я по ночам звала маму. Потом разрезала себе вены, но не до конца, испугалась. Тогда дедушка запретил мне к этому психологу ходить, и я понемногу успокоилась. И все равно у меня было ощущение, что я живу как бы не своей жизнью или не в полную силу. Ну, так, в общем, и было: я работала в хорошей фирме, делала карьеру, но у меня не было друзей и подруг. Личная жизнь тоже не складывалась – я была довольно привлекательна внешне, молодые люди начинали со мной встречаться, но вскоре отношения почему-то сходили на нет. Сказать, что я сильно пыталась их удержать, тоже нельзя…
Я стала сама ходить к психоаналитику и многое поняла. Какие сложные отношения у меня были с отцом и как это на меня влияло. И что, если бы я тогда реально разбилась, была в больнице, на грани жизни и смерти, мне сейчас было бы легче. И то, что родители всегда любили брата больше, чем меня. Но он действительно был ярче и интереснее – всегда смеялся, имел много друзей, талантливо рисовал, сочинял песни. Если бы в той катастрофе погибла я, а он выжил, было бы, наверное, лучше. Он, в отличие от меня, сумел бы создать семью, родить детей, продолжить наш род, родителям (где бы их души сейчас ни находились) это было бы приятно… Я сама понимала, что такие мысли – это тупик, но что еще делать, не знала. Одна коллега, много старше и много умнее меня, однажды вызвала меня на разговор и по его результатам сказала: «Ты живешь не с людьми, а с покойниками. Прекрати немедленно!»