– Служить? – он удивился, покатал на языке непривычное для современного языка слово.
– Да, – кивнула я. – Общественное служение. Многие сейчас делают вид, что этого нет. Но оно есть, оно в нас эволюцией вмонтировано. Без этого мы – депрессанты несчастные, мухи, увязшие в меду.
Повисло молчание. Оно меня не тяготило, Илья думал.
– Пожалуй, да, – наконец сказал он. – Надоело быть тем, кого из милости кормят и развлекают. По-хорошему, всем инвалидам вроде меня давно надо бы удавиться. Но мы все живем, и наоборот даже: все к нам приспосабливаются. Тут какой-то сбой вашей эволюции получается…
Ура! Он сам дал мне нитку. Я торжествующе улыбнулась:
– У эволюции сбоев не бывает!
– Как это? А зачем же тогда…
– Думай. У тебя плохо ходят ноги, есть нарушения коммуникации, но совершенно сохранный интеллект и аналитический аппарат. К тому же ты увлекаешься историей. Зачем вдруг современному обществу понадобилось так носиться с инвалидами? Больше нечем заняться, все остальные проблемы уже решены? Вспомни, сколько совершенно здорового, постоянно сменяющегося народу клубится вокруг вашего клуба. Не больше ли их там, чем вас, инвалидов?
– Почти поровну, – честно прикинул Илья.
– И зачем им это надо? Если допустить, что вы ходите в клуб общаться, потому что вам больше некуда ходить, то они-то (после своей работы, учебы) зачем?
– Чтобы помогать другим, больным и слабым? Благотворительность?
– Да брось ты! Неужели ты, с твоей склонностью постоянно жевать умственную эпилептоидную жвачку, еще не догадался? Думай!
– Они решают там какие-то свои проблемы. Вот мы, здоровые. Вот они…
– Теплее, но все равно не то. Думай еще. Зачем современному цивилизованному обществу, где уже нет борьбы за пищу, кров, одежду, нужны инвалиды? Раньше, когда всем всего не хватало, был человеческий подвиг – поделить напополам с ближним (или дальним) последний кусок хлеба, отдать вовсе не лишнюю рубашку… А теперь? Когда всего много и многим людям, в общем-то, не очень понятно, что, собственно, и зачем они делают в своем офисе – у детей в детских домах просто завались сколько игрушек. А нищие – это не несчастные бедняки, а бизнес-корпорация, и это всем известно…
– Общественное служение, – неожиданно светло улыбнувшись, сказал Илья.
– Ага! – ухмыльнулась я в ответ. – Оно самое. Инвалиды позарез нужны современному человечеству. Просто для того, чтобы мы все вместе могли оставаться людьми. Наличие вашего клуба (и ему подобных) в обществе – не благотворительность, а реальная необходимость для множества здоровых людей.
Опять пауза. Илья долго думает, он явно тугодум. Ну а мне куда торопиться?
– То есть инвалид сегодня – это не только обуза другим, но и как бы работа? Мы тоже служим – всем людям, человечеству?
– Да. И это очень нелегкое служение. Вы его не выбирали, но можно ли уверенно сказать, что свой род деятельности выбирал сын средневекового европейского крестьянина, индус, родившийся в касте уборщиков улиц, или современный офис-клерк?
– Наверное, нельзя.
– Вот. Но чтобы это служение исполнять, вам надо не сидеть каждому под своим веником, а давать возможность всем желающим вокруг вас клубиться. Общественное служение, не забываем.
– Но почему об этом нельзя сказать вслух? Для многих наших это было бы критически важно. Ведь я знаю, многие, такие как я, думают: «Зачем я такой? Лучше бы меня не было!» Если бы им объяснить, как на самом деле…
– А в чем проблема-то? – я пожала плечами. – Вот ты сам пойдешь и объяснишь. Тебя, кстати, скорее послушают, чем кого-то другого, – ведь ты-то всё изнутри знаешь.
Илья опять ушел в свои мысли. Я к этому уже привыкла и тоже задумалась о своем.
* * *
– Катя, спасибо, Илья к нам вернулся! – снова позвонила коллега. – Слава богу, выглядит гораздо бодрее и даже сам стал проявлять инициативу в общении, этого уже несколько лет не было. Несет какую-то чушь про роль инвалидов в общественной эволюции – это вы его накачали? Но это неважно, ребята к нему все равно тянутся, ведь он у нас один из самых интеллектуальных…
В прошлом я была ученым, и моя страсть к экспериментам отнюдь не угасла. И вот однажды я решила провести небольшое собственное исследование.
Участниками моего эксперимента стали 52 человека – 25 мужчин и 27 женщин. Возраст участников – от 24 до 49 лет. 20 человек (в основном женщин) я «наловила» в коридорах своей поликлиники, 5 человек – врачи, 14 человек – мои интернет-знакомые (преимущественно научно-техническая интеллигенция), 4 человека – гастарбайтеры из Средней Азии (отобранные из большой группы по одному признаку: умеют читать по-русски и хорошо понимают прочитанное), остальные были моими личными знакомыми из «реала».
Участников я разбила на две приблизительно одинаковых (по половозрастному составу) группы по 26 человек в каждой. Все участники эксперимента должны были прочесть небольшой текст и ответить на один-единственный вопрос:
Что вы думаете о человеке, описанном в тексте?
Вот текст, который получила в свое распоряжение 1 группа.
Уже в собственном детстве и отрочестве Анна любила возиться с маленькими детьми – придумывать для них игры, играть с ними, рассказывать истории. Она всегда знала, что у нее будут собственные дети и это будет важная часть ее мира. Учась в институте, она была очень не прочь посидеть с детьми старшей подруги – в отличие от многих, ей не было это в тягость, они все вместе гуляли, играли и вообще отлично проводили время.
По специальности Анна была инженером-проектировщиком и после окончания института работала в строительной компании. Ей нравилась ее работа, нравился коллектив. Вместе с коллегами Анна часто выезжала на загородные прогулки, отмечала праздники, ездила в Финляндию. На эти выезды коллеги часто брали свои семьи, и все быстро обратили внимание, как легко и радостно Анна находит контакт даже со «сложными» в общении детьми.
Спустя еще несколько лет Анна вышла замуж по любви и сразу сказала мужу: «У нас будет не один ребенок». Муж согласился со своей женщиной, и ей показалось, что она стала любить его еще больше.
Родились дети. Дети были самые обычные, но Анне они, конечно, казались самыми умными и красивыми. Она носила их на руках, подбрасывала вверх, чтобы они смеялись, варила им кашу, вставала по ночам, когда они плакали, утешала, когда они разбивали коленки.
При этом Анна понимала, что важно не только ласкать, но и развивать детей. Она много играла с ними в ролевые игры, читала хорошие детские книжки, потом водила их в кружки.
В какой-то момент у нее была возможность поменять работу на более денежную и престижную, в очень крупной компании, с хорошей перспективой карьерного роста. Единственный минус заключался в ненормированном рабочем дне. Согласись она – и как минимум несколько лет Анна видела бы детей фактически только по выходным. А ведь муж тоже работал полный день. Впрочем, их заработки позволили бы нанять няню, гувернера… Анна посоветовалась с мужем. Он сказал: «Конечно, я хотел бы, чтобы ты больше внимания уделяла детям, но это твоя жизнь. Решай сама. Я приму любое твое решение и с уважением к нему отнесусь». Анна еще подумала и решила отказаться от заманчивого предложения, потому что оно лишало ее возможности следить за развитием детей, быть с ними рядом в самые важные и чувствительные к родительскому вниманию годы. Карьера может и подождать, подумала она, деньги – тоже не главное, ибо мы отнюдь не голодаем, а это время в моей жизни и жизни детей никогда не повторится. Я не прощу себе, если упущу его.