31-го числа декабря во весь день было веселье у нашего адмирала. После роскошного обеда, прямо за карты и за танцы; все были действующее, зрителей никого, и кто как желал, тот так и забавлялся. За полчаса перед полночью позвали к ужину, столы приготовлены были для удобного помещения небольшие. Садившись за стол, адмирал приметил, что одна девица опоздала сесть подле маменьки своей, он позвал ее к себе, приказал подать прибор и посадил возле себя. В последнюю минуту перед Новым годом рюмки все налиты шампанским, бьет 12 часов, все встали, поздравляют адмирала и друг друга с Новым годом, но адмирал наш, ни слова, тихо опустился на стул, поставил рюмку, потупил глаза в тарелку и крепко задумался. Сначала всем казалось, что он выдумывает какой-нибудь хороший тост задать, а после скоро приметили, что пот на лице его выступил, как говорится, градом. Все начали его спрашивать: «Что Вам сделалось, что Вам случилось?» Адмирал сильно вздохнул и сказал: «Мне нынешний год умереть, 13-ть нас сидит за столом». Тут все пустились уверять его, что приметы самые пустые, все рассказывали, что со всяким это случалось по нескольку раз, и все остались, не только живы, но и здоровы. Наконец адмирал заключил, что умереть надобно, необходимо, но надобно также и рюмку свою выпить, благодарил всех и всех поздравлял с Новым годом и рюмку свою выпил начисто, как бывало с ним всегда.
Встали из-за стола, принимались веселиться, да как-то все не клеилось. Адмирал мой сделался очень скучен, однако не оставил между тем; чтобы не нарядить себя в женское платье и представить старую англичанку, танцующую менуэт; это была любимая его забава, когда бывал он весел. Скоро все с бала разошлись. На другой день адмирал был очень скучен, ввечеру только у графа Войновича несколько развеселился. Остальные святочные вечера проводили довольно весело и так весело, что адмирал мой забыл, что недавно ужинал сам 13-й. Как вдруг 7-го числа на вечере адмирал занемог и 10-го числа поутру скончался. Мне сердечно было его жаль. Я, когда отправился в Средиземное море, тогда штаб мой составлял 12 человек и до самого возвращения в Россию, я почти всегда садился обедать сам 13-й. Из нас, в продолжение четырех лет никто не умер, не убит и даже никто не был болен. Советую всем желающим избавиться от напрасного беспокойства, придерживаться моей беспечности, оправданной на прямом деле».
Хватало среди руководителей флота и откровенных чудаков. К примеру, таковым был вице-президент адмиралтейств-коллегии граф Чернышев.
Отец Ивана Григорьевича Чернышева был некогда оберштер-кригскомисаром флота при Петре, а затем приближенным лицом у императрицы Елизаветы. По этой причине и сын его Иван с детства обретался при дворе. В первом браке Иван Григорьевич состоял с княгиней Елизаветой Ефимовской, двоюродной сестрой самой императрицы Елизаветы Петровны, а значит и внучатой племянницей Петра Великого. Родство наипрестижнейшее, открывавшее двери везде и всегда. После смерти жены граф Чернышев женился вторично, на этот раз на Анне Александровне. По отзывам современников, граф Иван Чернышев был человеком ловким, умел произвести нужное впечатление. С императрицей Екатериной он дружил еще до переворота, а потому был в числе тех, кому императрица особо доверяла. Службу свою граф начинал на дипломатическом поприще, но затем неожиданно для всех был поставлен во главе морского ведомства.
Весьма красноречиво о человеческих качествах графа Ивана Чернышева говорил в свое время историк князь М. Щербатов: «Граф Иван Григорьевич Чернышев, человек не толь разумный, коль быстрый, увертливый и проворный и, словом, вмещающий в себе все нужные качества придворного, многие примеры во всяком роде сластолюбия подал. К несчастию России, он немалое время путешествовал в чужие края, видел все, что сластолюбие и роскошь при других европейских дворах наиприятнейшего имеют, он все сие перенял, все сие привез в Россию и всем сим отечество свое снабдить тщился. Одеяния его были особливого вкуса и богатства и их толь много, что он единожды вдруг двенадцать кафтанов выписал; стол его со вкусом и из дорогих вещей соделанный, обще вкус, обоняние и вид привлекал; экипажи его блистали златом, и самая ливрея его пажей была шитая серебром; вина у него были на столе наилучшие и наидорожайшие. И подлинно, он сим некоторое преимущество получал, яко человек, имеющий вкус, особливо всегда был уважаем у двора».
Мы можем не во всем согласиться с историком. Надо отдать должное, что флотом российским граф Чернышев начальствовал без малого три десятилетия и начальствовал, прямо скажем, неплохо. А причуды у него были. Так, свой рабочий кабинет в адмиралтействе Иван Григорьевич обставил в виде лесной поляны. Стены были изрисованы деревьями и дальними рощами. Несколько искусно сделанных деревьев стояли прямо посреди кабинета и на них порхали птицы. Сам граф принимал посетителей в крестьянском наряде и в лаптях, инкрустированных бриллиантами. Сидел он, при этом, на стуле-пеньке и имея вместо стола пенек поболее. Но кого на Руси удивишь чудачеством! Делает свое дело человек и ладно, а ежели чудит – знать, у него на душе весело!
Вот сцена приема мичманов президентом адмиралтейств-коллегии графом Иваном Чернышевым. Из воспоминаний адмирала П. А. Данилова: «Нас ввели в кабинет, где мы и встали во фрунт. Нас вели коридором, казалось под древесным сводом живопись по стенам оного жива, кабинет устлан ковром, представляющим траву с полевыми цветами и к одной стороне была стеклянная стена, за которой в больших прекрасных кадках стояли деревья, на которых множество перелетывало разных птиц, которые и пели. Стены кабинета, как бы стены какого грота. Граф сидел на пне и перед ним стоял пень с бумагами, которыми он занимался».
Впрочем, тот же граф Чернышев при всем своем чудачестве, никогда не забывал о делах личных. Из воспоминаний одного из офицеров екатерининского времени о пребывании на фрегате в Англии: «До половины мая простояли за вещами, которые наш капитан купил для графа Чернышева: медные кубы, обои, книги, коровы, свиньи, собаки, обезьяны, попугаи и проч.».
Из воспоминаний Эразма Стогова (дедушки Анны Ахматовой) об известном адмирале эпохи Александра Первого адмирале Ханыкове: «…Мне очень хочется припомнить и рассказать, что я слышал об адмирале Ханыкове. Петр Иванович Ханыков долго был главным командиром Кронштадта. Анекдотов пропасть о нем, но как о добрейшем человеке, да, впрочем, в старом флоте и не было недобрых адмиралов, – весь флот одной семьи из корпуса. Ханыков ежедневно вставал очень рано, обходил рынок, осматривал продающуюся провизию, проверял цены, покупал связку кренделей и у повивальной бабки пил кофе. Дома дожидалась его на завтрак яичница.
Раз приходит мичман с рапортом; долго ждал, соблазнился яичницей, съел и ушел. Ханыков, не найдя яичницы и узнав, что съел мичман, не сказал ни слова, но приказал звать мичмана к главному командиру кушать яичницу каждое утро; мичман приходил, ел и уходил. Так продолжалось полтора месяца. Наступили холода, дожди; на призыв мичман отвечал, что сегодня не пойдет. Являются ружейные и под караулом привели мичмана к главному командиру. Ханыков имел привычку щелкать пальцем правой руки промежду сложенных пальцев в кулак левой руки и при этом относился ко всем: «Душенька». И в этом случае Ханыков сказал мичману: