Предоставим слово одному из первых историков русской Америки П. Тихменеву: «Рязанов, заметив в Консепсии независимость и честолюбие, старался внушить этой девице мысль об увлекательной жизни в столице России, роскоши императорского двора и прочем. Он довел ее до того, что желание сделаться женою русского камергера стало вскоре любимой ее мечтою. Первый намек со стороны Рязанова о том, что от нее зависит осуществление ее видов, был достаточен для того, чтобы заставить ее действовать согласно его желаниям».
Как было дело на самом деле, мы, наверное, уже никогда в точности не узнаем. Была ли это великая взаимная любовь, о которой столь вдохновенно писал поэт, или же это была всего-навсего красивая легенда? Да так ли уж это сегодня и важно!
Честно говоря в искренности чувств Резанова к Кончите у меня есть определенные сомнения. Дело в том, что буквально три месяца спустя в одном из своих писем из Сибири, Резанов не без бахвальства пишет, что держит у себя двенадцатилетнюю наложницу-аборигенку. На влюбленного романтика это не очень похоже.
Так или иначе, но Рязанов сделал Консепсии предложение. Узнав об этом, родители калифорнийской красавицы пришли в ужас. Ревностные католики, они и представить себе не могли, что их дочь-католичка выйдет замуж за православного-схизматика. Но что не сделаешь ради любимой дочери! И комендант дон Аргуэльо после долгих сомнений все же дал свое согласие на брак. Тогда же в Рим ушло письмо, где Аргуэльо просил благословление папы на этот брак.
Помолвка состоялась в местном католическом храме. Резанов поклялся невесте, что непременно добьется в Петербурге разрешения на брак и вернется к ней…
Согласна ли она подождать ещё два года?
В ответ Кончитта рассмеялась:
– О!.. Да хоть и двадцать раз по два года! Хоть всю жизнь!
С этого момента комендант уже сам всюду отстаивал интересы россиян и своего будущего зятя. В итоге всех интриг просимые для Аляски грузы были, в конце концов, доставлены в порт и погружены на «Юнону». Судно без промедления взяли курс на Аляску. Можно только предполагать, о чем думал Рязанов, навсегда прощаясь со своей невестой…
И снова впереди океан. Сидя в каюте, Резанов писал совету директоров РАК в Петербург: «Мало-помалу можем пробираться далее к югу, к порту Сан-Франциско. В течение десяти лет до ой степени можно усилиться, что и Калифорнийский берег всегда иметь в таком виду, чтоб при малейшем сечении обстоятельств можно его было б включить в число российских принадлежностей. Гишпанцы весьма слабы в краю сем». Пройдет совсем немного времени и на калифорнийском берегу действительно возникнет русское поселение – форт Росс – самая крайняя южная точка русского продвижения в Америке. Но сам Рязанов до этих дней уже не доживет…
До отказа груженая продовольствием «Юнона» (4600 пудов пшеницы, муки, ячменя, гороха, бобов, соли и сушеного мяса) возвратилась на Ситху в первых числах июня 1806 года.
В Ново-Архангельске приход «Юноны» встретили ликованием. За время отсутствия судна болезни и голод унес жизни 17 промышленников и нескольких десятков индейцев.
Рязанова промышленники встретили гимном Аляски, сочиненным Барановым:
Честию, славой сюда завлеченны,
Дружбою братской здесь соединенны,
Станем создавати, дальше занимати,
Русским полезен Америки край.
Здесь хоть дика кажется природа,
Кровожадна привычка народа,
Но выгоды важны, Отечеству нужны —
Сносными делают скуку и труд.
Привезенные из Калифорнии продукты продавали по самой низкой цене: четверть хлеба по 3, бобы и горох по 4, масло по 8, сало говяжье по 6 рублей ассигнациями за пуд, в то время как четверть хлеба (7 пудов 10 фунтов) до прихода «Юноны» стоила 34–35 рублей, а крупа – до 60 рублей.
Угроза голода для Аляски миновала.
К этому времени мастера Попов и Корюкин уже закончили постройкой 40-тонный одномачтовый тендер. Капитаном его стал только что вышедший в лейтенанты Гаврила Давыдов.
Пока «Юнона» ходила в Калифорнию, на Аляску обрушилась еще целая череда несчастий. Сильнейший шторм разбил шедший из Кадьяка бриг «Елисавета», тогда же погибло множество находившихся в океане промысловиков, а в довершение ко всему индейцы-колоши целиком вырезали Якутанское поселение. Поэтому едва «Юнона» бросила якорь на рейде Ситхи, как Хвостов и Давыдов оказались в центре скандала, когда местные начальники стали обвинять друг друга во всех случившихся бедах. Предоставим слово современнику этих событий: «Часто возникающие ссоры Хвостова и Давыдова, иногда ссоры их с Барановым и его помощником Кусковым, наконец, ссоры Хвостова с самим Рязановым, продолжительны и жарки… Рязанов впоследствии рассказывал, что Хвостов приколотил Кускова и угрожал стрелять ядрами по селению Российско-Американской кампании в Ситхе, в котором находился Баранов; Хвостов обвинял Рязанова в коварстве и дерзостях. Добрый Давыдов, забывая личные неприятности, вызывался „на коленях“ просить примирения. Непрестанная деятельность, труды и огорчения в этой отдаленной и дикой стране, сильно потрясали пылкого Рязанова, уже расстроенного неудачею его посольства в Японию и неприятностями первого кругосветного плавания; он начал ослабевать…»
Теперь камергеру было уже не до Калифорнии и затеянной еще ранее того экспедиции на Курилы. Однако Хвостов то и дело напоминал ему о Курильском походе:
– Льщусь будущими подвигами и не желаю ждать более! Нам ли, россиянам, пасовать перед трудностями! – говорил он камергеру.
тот, уже больной, слабо отмахивался:
– Я в сем предприятии уже не участник, но ты, Коленька, поступай, как знаешь. Хотя японцев выдворить и наших пределов все же следует непременно!
Резанов же, тем временем, засобирался в Петербург. Делать в этих краях ему, собственно говоря, более уже было нечего. С Японией дипломатических отношений ему установить не удалось, Аляску он проинспектировал и продовольствием обеспечил.
Покидая Аляску, Рязанов оставил секретное предписание Баранову. В нем, в частности, говорилось: «Недостаток хлебных припасов подвергает людей болезням, голоду и самой смерти. Охотск не в силах снабдить Америку нужным количеством хлеба, следовательно, необходимость влечет к обширной торговле, которая из разных мест доставит источники. Произведенный мною опыт торговли в Калифорнии и согласие тамошних жителей поставили уже на вид надежные и неисчерпаемые источники, которые по возвращении моем постараюсь я представлением правительству выгод от торга сего привесть в действительное исполнение. Второй опыт, ныне мною к японским берегам предпринимаемый, ежели Бог благословит, принудит, может быть, к торговле державу сию, и тогда одно пшено, коим Япония изобилует, составит безбедное уже здешнему краю прокормление».
Был конец июля, когда маленькая эскадра русских судов покинула берега Аляски. Впереди барахталась в волнах «Юнона» (флагманская). Следом, то появлялся, то исчезал в разводьях пенных валов маленький «Авось». На полпути к Сахалину суда разошлись. Давыдов, теперь уже в одиночестве, продолжил путь к сахалинской бухте Анива. «Юнона» же повернула на Охотск, чтобы доставить туда больного камергера.