– Вы не представились, – напомнил Столяров.
– Газон, – сообщил дикарь, вытирая губы тыльной стороной ладони.
– Газон – это кличка?
– Типа.
– А зовут вас как?
– Сигизмунд Феоклистович Левый, – слегка напрягшись, припомнил Шапка. – Можешь хоть в справке про свободу поглядеть.
– А. – Слесарь помолчал. Обдумал услышанное. Выпил, промокнул рот грязноватым платком и произнёс: – Я, пожалуй, стану называть вас Газоном.
– Договорились. А ты чо такой культурный, в школе учился?
– Инженер, – вздохнул Столяров. – Теперь – жертва невидимой руки рынка.
– И чо тебе от меня надо, жертва? – спросил, прищурившись, Газон, поскольку прекрасно понимал, что просто так никто его, освобождённого, поить не станет.
– Вам, извините, деньги нужны? – немного смущаясь, осведомился Николай Матвеевич.
– Давай, – тут же среагировал Шапка.
– Дать, извините, не получится, – вздохнул Столяров. – Заработать надо.
– Э-э… – В обычном случае слово «заработать» вызывало у Газона яростную отрыжку, однако прививка, полученная в исправительном учреждении, ещё действовала, и дикарь повёл плечом: – Чо надо?
– У меня связи есть на местном кладбище, – деловым тоном поведал интеллигентный слесарь. – Поступил заказ на захоронение бродяги.
– Сколько? – перебил нового знакомца Газон.
– Пятьсот.
– Где лопаты?
* * *
– Смотри, как интересно: в начале XIX века Озёрск считался одним из самых богатых городов губернии…
– Я знаю, – кивнул Бруджа. – В то время здесь селились купцы, развивались мануфактуры… В общем, жизнь кипела.
– Но уже к концу столетия город растерял всё своё преимущество, превратившись в то поселение, которое мы знаем: скромный районный центр. – Эльвира закрыла книгу и выразительно посмотрела на Петра. – Здесь случился мор?
– Здесь не случилось железной дороги, – объяснил вампир. – Мозгами местные купцы остались в екатерининских временах, считали, что водного и санного пути достаточно для нормальной деловой активности, и даже приплатили инженерам, чтобы те не прокладывали сюда пути.
– Но ведь здесь есть вокзал, – удивилась девушка.
– Боковое ответвление, построенное во время Первой мировой, – объяснил Бруджа. – А в XIX веке железная дорога сюда не пришла, и торговля с промышленностью захирела. Ничего личного, просто трудно везти сырье и вывозить товар.
– Озёрск стал жертвой невидимой руки рынка?
– Я бы сказал: стал жертвой глупости и недальновидности своих вождей.
Эльвира рассмеялась.
Сегодня они коротали вечер не на террасе, а в выходящей на неё гостиной, но даже приоткрывать окно не стали – слишком уж свежий ветер дул с озера, – любовались закатом через стекло. Эльвира – на подушках, Пётр – сидя на ковре, опершись спиной на диван. И пальцы девушки нежно перебирали его густые волосы.
– Ты так много знаешь об Озёрске…
– Жизнь заставила.
– Ты мог бы просто приезжать сюда, по делам, но ты…
– Интересовался.
– Да.
– Я… – Вампир усмехнулся. – Само получилось, если честно. Приходилось много общаться с местными, вот и узнал.
– И не забыл.
– Я могу забыть что угодно, но только не то, что связано с Озёрском, – ровно ответил Пётр. – Об этом городе я помню любую мелочь.
– Понимаю… – Эльвира привстала, взяла со столика бокал с белым вином, пригубила. – И…
Ещё один глоток.
– Что «и»? – негромко спросил Бруджа.
– Ничего. Извини.
По тону Эльвиры было понятно – девушка сама не рада, что невольно подтолкнула к продолжению разговора, и данное обстоятельство возбудило интерес Петра.
– Расскажи, – мягко попросил он.
Она слишком хорошо знала любовника, чтобы отнекиваться.
– Тебе будет неприятно.
Ещё глоток вина.
– Уверена?
– На сто процентов.
– Всё равно скажи, – подумав, попросил вампир. И выставил назад руку, в которую девушка аккуратно вложила бокал.
– Мы никогда не говорили об этом, но… – Голос Эльвиры стал очень-очень мягким. – Ты уверен, что твой отец до сих пор жив?
Помрачневший Бруджа одним глотком выпил почти всё вино из бокала.
– Прости, – вздохнула девушка.
– Не за что. – Пётр повертел в руке стекляшку. – Я ведь понимаю, почему ты спросила.
– Я…
– Ты боишься, что я окажусь не готов к тому, что может… – Голос предательски дрогнул. – К тому, что я могу найти…
– Да. – Эльвира наклонилась и поцеловала вампира в макушку. – Спасибо, что понял меня.
– Я всегда понимаю. – Его холодные пальцы нежно пробежали по руке девушки. – Я тоже думал об этом. И даже ставил эксперименты, испытывал… – На его губах заиграла жестокая усмешка. – Я загонял масанов в туман, запечатывал в ёмкости и оставлял на много-много лет…
Бессердечно, безжалостно, жестоко… Но какое это имеет значение? Ведь он должен был понять, что будет с отцом! Жизни сородичей не имели для Бруджи никакого значения – отец, вот кто стоял на первом месте.
– И что? – спросила Эльвира.
– К сожалению, никто из подопытных не был даже вполовину так силён, как мой отец.
– Чем закончились эксперименты?
– Не очень хорошо, – не стал врать Пётр. – Потом я узнал, что несколько столетий назад эрлийцы, с позволения Тёмного Двора, разумеется, проводили аналогичные опыты… Самый сильный масан продержался девяносто три года… Так что время у меня есть.
Он допил вино и резким жестом отставил бокал.
– Масаны стареют в тумане?
– Да.
– А память? Сознание…
– Естественно, – вздохнул Бруджа. – И об этом я тоже думал. – Пауза. – Отец совсем один. В темноте. Он всё понимает. Ждёт помощи, а я… Я схожу с ума… Ведь это я во всём виноват… Я!
– Ты ни при чём. – Эльвира соскользнула с дивана, положила руки Петру на плечи и заглянула в глаза: – Ты – хороший сын. Ты делаешь всё, чтобы его спасти.
– Но пока не спас.
– Рано или поздно спасёшь.
– Рано или поздно. – Вампир справился с собой, и теперь в его голосе звучала не паника, а лёгкая грусть. – Давай кого-нибудь убьём?
– Нельзя убивать слишком часто, – улыбнулась девушка. – Нас могут вычислить.
– Давай убьём так, чтобы никто ничего не заподозрил.