Как-то вечером в начале сентября полковник собрал всех и приказал построиться.
– Никаких радостных криков, никаких ахов и охов, – начал он. – Мы возвращаемся на север. Не знаю, что нас ждет после возвращения. Мне ничего не сказали.
Солдат, который обычно молчал, попросил разрешения задать вопрос.
– Как вы это узнаете? В крепость никто не приходил.
– У меня есть маленький песик, – ответил полковник. – Его зовут Малатеста. Он умеет говорить, плавать и даже летать. Он – моя единственная связь с окружающим миром, через него я узнаю все и сообщаю обо всем.
Алессандро не смог сдержаться.
– Господин полковник? – спросил он.
– Да?
– Вы когда-нибудь слышали о благословенном соке, который льется с плаща Всевышнего, восседающего на эвкалиптовом троне в глубокой тени белой безвоздушной долины на луне?
Полковник ничего не ответил.
– Отбываем сегодня ночью, – продолжал он. – Скотовоз прибудет через час. Мы все помним скотовоз. По пути на север мы совершим рейд. Ударим по восточной части острова, чтобы дать знать, что мы можем ударить где угодно и когда угодно. Несколько банд дезертиров засели около Катаньи.
– Из армии? – спросил кто-то.
– Да. Они не очень хорошо организованы, но достаточно сильны, чтобы собирать налоги в Риндаццо и Адрано. Никто не пытался с ними разобраться, потому что затаились они в горной местности, рядом с вулканом. Но мы появимся внезапно – на этот раз никаких самолетов не будет – и, разбившись на маленькие группы, выследим их и уничтожим. Конечно, местность они знают лучше нас, но инициатива будет на нашей стороне.
– Мы попадем в Катанью?
– Да, попадем, но вам не захочется там оставаться. По завершении операции мы поведем пленных по улицам Катаньи. Рим на этом настаивает, хотя по нам могут стрелять из окон.
– Не сможем даже остановиться, чтобы поесть сладкого? – спросил Фабио.
Скотовоз заглушил двигатели, и течением его понесло к берегу. Невидимый в темноте, он быстро приближался к ним.
* * *
Еще раз они прошли вдоль белых песчаных пляжей Туниса и забрались так далеко на юг, что вновь оказались отрезанными от всего мира. Словно вращаясь по орбите вокруг солнца-Сицилии, они шли по жарким пустынным просторам, а в какой-то момент повернули на север. Нос скотовоза взрезал волны, которые снова и снова обдавали палубу белой пеной. Вернувшись к Сицилии, они подошли к пустынному берегу с заглушенным двигателем через несколько часов после захода солнца. Выбрались на берег, на этот раз без тяжелого снаряжения и повозок, захватив только винтовки и вещмешки. По левую руку, достаточно далеко, на вершине холма пылал большущий костер.
Лейтенант и полковник сверились с картой. Они высадились в километре от заданной точки, и теперь им предстояло форсировать реку, к счастью, в это время года практически пересохшую. Скотовоз уже относило от берега течением, когда они перевалили через дюны и вошли в огромный цитрусовый сад, по которому отшагали в темноте несколько миль. Им хватало времени, чтобы есть апельсины и стоять на открытых местах между деревьями, слушая пение птиц, которых не заглушили ни появление речных гвардейцев, ни наступление ночи. Ночная прогулка доставила им немалое удовольствие, но деревья зачастую росли не в ряд, так что иной раз кто-то из солдат бился о них головой.
К железнодорожной насыпи они вышли там, где не было поблизости ни деревни, ни городка. Ели апельсины, сидели или лежали на гравии в ожидании поезда, смотрели на рассыпанные по небу звезды.
– Когда попадем в Катанью, – сказал Фабио, – я зайду в кафе и закажу пять капучино.
– Ничего не выйдет, перо, – возразил Гварилья. – Тебе придется бежать по улицам, как и всем остальным, наставив винтовку на наших пленников, и надеяться, что тебя не уложат выстрелом в затылок.
– Нет, – упорствовал Фабио. – Капучино. Пять чашек.
– Ты совсем отощаешь, когда спустишься с вулкана, – сказал Алессандро, – если, разумеется, вообще спустишься, и твое тело не примет или не узнает капучино. У тебя исчезнет потребность и в еде, и в кафе, Фабио. Ты станешь крепким как сталь и аппетитом сравняешься со штыком.
Фабио моргнул.
– Я уже крепкий как сталь. Мы все такие.
– Горные солдаты знают свое дело, – продолжил Алессандро, сжимая в кулаке несколько камушков, пока один не треснул. – Когда мы с ними покончим, тебе не захочется в кафе.
– А если захочется? – не сдавался Фабио.
– Ты будешь пить мочу и разбивать скалы, ты станешь бойцом.
– Я два года провел в окопах, – запротестовал Фабио. – Я уже боец.
– Ты никогда не ел землю.
– Это точно, – кивнул Гварилья. – И никогда не ел камни.
– Ох, да пошли вы, – фыркнул Фабио и принялся за очередной апельсин.
Далеко на западе появился свет. Поначалу крошечный лучик, прямо-таки звезда, затерявшаяся в саду, но она росла и прибавляла яркости, пока не превратилась в мощный, ослепляющий прожектор, медленно движущийся над железнодорожными путями. Лейтенанты приказали всем, за исключением Гварильи, уйти под деревья, а ему – встать на путях и раскурить сигару.
И хотя Гварилье это не понравилось, спорить он не стал: очень уж любил кубинский табак. Стоял между рельсов, удовлетворенно попыхивая, в какой-то момент спросил у офицеров, затаившихся под густой кроной апельсинового дерева: «А зачем?»
– Поезд должен нас ждать, – шепотом ответил полковник, хотя необходимости в шепоте не было никакой.
– Понятно, – кивнул Гварилья.
– Увидев огонек твоей сигары, он остановится.
– Это хорошо, – ответил Гварилья и выпустил ароматное облако дыма, на несколько мгновений закрывшее ему звезды.
Свет приближался, отклоняясь из стороны в сторону – вместе с паровозом, который покачивало на вроде бы ровных рельсах. Состав полз медленно, словно стесняясь своего опоздания, но тем не менее расстояние до солдат, ожидающих под деревьями, сокращалось.
Когда он приблизился настолько, что стали видны движущиеся штоки и слышно шипение пара, напоминающее шипение змей, Гварилья отошел с путей и помахал сигарой.
– Не маши сигарой, – услышал он голос полковника, доносившийся из темноты. – Мы не нищие. Эти люди действуют согласно приказу.
И хотя паровоз был относительно маленький и тянул только три вагона, вблизи он показался Гварилье огромной железной башней.
– Мне нужно забрать людей, – сказал машинист. – Где они?
– Сначала позволь мне заглянуть в вагоны, – ответил Гварилья.
– Валяй.
– Идите сюда, – крикнул Гварилья, убедившись, что вагоны пусты. – На борту никого нет.
С обеих сторон из-за деревьев появились солдаты и забрались в вагоны. Времени на это ушло совсем ничего, и офицеры поднялись в кабину паровоза. Через несколько минут полковник вышел на открытую площадку в задней части паровоза. Перекрывая шипение пара, рев горящего в топке угля и плеск воды из охладителей и протекающих баков, обратился к своим людям: